Условия участия
Пролог
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Эпилог
 

   ДИОФАНТОВ КИНЖАЛ

Глава восьмая

После этого были и другие беседы, множество бесед, но они уже не представляют интереса. Мне остается лишь сообщить эпилог.
Шерлок Холмс полностью отошел от криминалистической деятельности. Осталась незаконченной даже его монография об окурках, которая, как я убедился внесла бы большой вклад в криминалистику. Он занимается только теорией чисел. В минуты отчаяния от бесплодности своих попыток, Холмс горько жаловался, что ощущает себя так, как будто Писети-Мариарти вонзил в него диофантов кинжал, который пронзает его грудь и жжет нестерпимо душу и сердце. Это пытка – говорил он, – лучше бы мне быть сброшенным в пучины водопада, чем испытывать такое.
Я с грустью следил за угасанием некогда столь мощного интеллекта, изнуряемого бесконечными вычислениями, беспрестанными математическими расчетами, охваченного всепоглощающей страстью, манией расшифровать шифр Писети-Мариарти, вызволить из тьмы небытия монну Лутию в сиреневом.
Постепенно признаки умственной деградации Холмса становилось все более угрожающими. Мне пришлось взять на себя всю заботу о нем. Я перевез его в этот сельский уголок, где он жил в состоянии, близком к тихому помешательству, пока не скончался.
Я похоронил его в уединенном месте, на могиле высек изображение диофантова кинжала. Это завещал сам Холмс в минуту предсмертного просветления. И лишь после того, как шифр будет разгадан, он завещал сбить эту надпись и заменить ее надписью: Шерлок Холмс детектив . Я сделал все по его предсмертной просьбе, хотя и с тяжелым сердцем.
Увы, вы видели, до сих пор этот кинжал воткнут в его бездыханное тело, не давая, мне кажется, его душе смертного успокоения.
Такова, мой молодой друг, история последних лет жизни великого сыщика Шерлока Холмса. Я думаю, что это самая печальная история из всех, какие только можно вообразить.
 И рассказав вам все, я все таки не могу не вспомнить одну из наших последних бесед. Холмс был уже изнурен и выглядел скверно. Это была скорее жалоба, даже стон, что было так горько слышать из уст некогда мужественного и стойкого джентльмена.
"Всю жизнь, Ватсон, я проиграл в казаки-разбойники и всегда был казаком. Я догонял, от меня убегали. Hо чем чаще я думаю обо всей этой истории с Писети-Мариарти, тем все больше и больше ощущаю, что не я был казаком, а именно Мариарти. У меня складывается впечатление, что этот человек с железной математической логикой расчислил все, я же, думая, что раскрываю и ищу, шел на самом деле по заранее запрограммированному пути. Я почти убежден, что схватка у Рейхенбахского водопада, коей я так гордился, тоже была запрограммированным сценарием и именно с тем ответом, который получился.
Вы – доктор, Ватсон, и вам ли не знать, что в человеческой природе таится не только жажда жизни, но и жажда смерти. В большинстве случаев жажда жизни сильнее. Общество делает все возможное, чтобы подавить у своих членов инстинкт смерти, все религии запрещают и резко осуждают самоубийство. Hо бывают натуры и есть обстоятельства, когда жажда смерти становится сильнее жажды жизни, и человек кончает жизнь, накладывая на себя руки. Мне кажется, что это не надо было бы называть самоубийством . Это для криминалиста не убийство. Это прекращение жизни, наложение рук, как говорят в народе. Но не всегда бывает так просто. Бывает, и очень часто, что человек жаждет смерти, но его страшит религиозное и общественное осуждение, его страшит мысль нанести ущерб и горе своим близким. Он боится принять на себя всю ответственность за этот шаг. И он нередко выбирает окольные пути для удовлетворения своей жажды смерти. Сколько юношей, разочарованных в любви и готовых без рассуждения испить чашу цикуты, вместо этого шли на войну, бросались в огонь и дым, совершали геройские поступки именно потому, что не дорога была им жизнь. Любая альтернатива погибнуть или стать героем была им в руку, игра их была беспроигрышной. Таких героев полно в истории и литературе. И когда говорят, что Байрона убили янычары не верьте, он убил себя, он совершил замаскированное самоубийство.
Hо бывает еще более кошмарный вариант. Жаждущий смерти выбирает себе собственного палача и заставляет его тем или иным способом осуществлять убийство. Простейшим путем к этому, особенно в не давнем прошлом, была дуэль. Угрожая пистолетом, замаскированный самоубийца заставлял выбранного им палача исполнить страшное дело. Ведь у палача игра отнюдь не была беспроигрышна, как у его противника. А теперь ответьте, кто здесь жертва? Убитый? Он добился своего. Получил столь желанную им смерть и обманул общество. Нет. Убийца. Палач. Вот кто настоящая жертва. Его насильно заставили стать палачом. А если жертва , к тому же, великий сын народа, его любовь и предмет почитания? Увы, великие люди значительно чаще страдают комплексом жажды смерти, чем простые смертные. Вы представляете, какой позор и страдания обрушиваются на самого палача и его потомство? И мне жалко этих невинных палачей.
И заметьте, Вотсон, чаще всего такие истории получаются с поэтами. История поэзии это история смерти во цвете лет. Ведь с прозаиками это случается куда как реже. Поэты начинают очень рано и бегут чрезвычайно резво. И мертвая точка жизни и творчества у них приходится на самый опасный возраст возраст перехода от молодости к зрелости. И они часто не выдерживают. Но история, я думаю, должна быть справедливой. И к великим людям, и к малым человечкам. Ибо никакие заслуги не могут быть выше справедливости. Справедливость истории это и есть божий суд. Никакое горе не может быть оправданием несправедливости.
Впрочем, Вотсон, я, кажется, отвлекся. Hо суть та, что я тоже чувствую себя избранным палачом. После всего случившегося с Писети-Мариарти я сомневаюсь, чтобы в нем осталась жажда жизни. Сделать величайшее открытие и не иметь возможности выйти с ним к людям! Жить же до конца своих дней в подполье во главе сброда, из которого он составил свою организацию вряд ли эта перспектива могла вдохновить столь незаурядного человека. В гневе и смятении он вступил на свой трагический путь. Hо потом эти чувства исчезли. И жить стало ему нечем. И он задумал свой план, вы знаете какой, если не оценивать его моральную сторону то гениальный. Ему был нужен незаурядный человек, который взял бы на себя его исполнение. Выбор пал на меня. Я много раз прокручивал в памяти картины нашей схватки у Рейхенбахского водопада, и теперь мне очевидно, что с его стороны это была искусная имитация борьбы. Тогда я этого не заметил. Да если бы и заметил, разницы не было бы. Он, не задумываясь, сбросил бы меня в пропасть, если бы этого я не захотел сделать с ним. Потм пошли все эти случайности обнаружение шифровки, подключение меня к расшифрованию, расшифровка системы шифра. Нет. Я теперь знаю, что это вовсе не были случайности. Писети-Мариарти рассчитал все это в мельчайших подробностях.
Он знал, что именно ко мне попадет его шифровка, так как связал меня с собой уже Рейхенбахским водопадом. Писети специально дал мне все ключи для разгадки. Так, он не использовал возможность сделать свой шифр абсолютным, применив код Бодо. А сам шифр. Предлог, который можно было бы угадать и не зная системы, он зашифровывает уравнением Пифагора, Ферма и Эйлера. Зашифровывает своим детским уравнением окончание, которое узнается также весьма просто. Он дал мне все ключи. Но, без ложной скромности, именно мне. Никто другой даже с этими ключами, возможно, не смог бы расшифровать то, что запрограммировал Писети-Мариарти. В свою программу он включил именно меня.
Hо ни одну ключевую букву Писети не зашифровал тривиально. Он сделал все, чтобы окончательное решение могло принадлежать только математику-профессионалу, который справится с проблемой нуль-параметрических диофантовых уравнений в том же объеме, как это удалось ему. Hа первом этапе ему был нужен сыщик. А теперь, когда система шифра разгадана, я не нужен, нужен математик-профессионал. Он все рассчитал, весь мой путь, сначала палача, затем сыщика, расставил для меня вехи и даже маленькие подбадривающие знаки надежды на монну Лутии в сиреневом, чтобы я шел по этому пути с энтузиазмом. И я дошел... до железной математической решетки, которую, он знал, мне не одолеть. Это истинный сатана, итальянский дьявол, как он меня провел!"
 

Другие рассказы 

Ваше мнение 

Пишите! 

Назад

К следующей главе >>