Перевод Ю. Жуковой

Не буду даже пытаться объяснить, что произошло четырнадцатого апреля сего года в доме N 17 на Бэддерли Гарденс. Если я честно поделюсь своими догадками, ко мне вряд ли отнесутся всерьез – уж очень эта история абсурдна и неправдоподобна. И тем не менее этот неправдоподобный абсурд действительно произошел, да еще в присутствии пяти свидетелей, причем относится он к ряду явлений, которые оставляют в душе человека след на всю жизнь, мы все согласно это подтверждаем. Я не собираюсь ничего доказывать, не собираюсь высказывать никаких предположений. Я просто опишу события того апрельского вечера, попрошу Джона Мойра, Гарви Дикона и миссис Деламир прочитать рассказ и опубликую его только в том случае, если они подтвердят, что все здесь до малейших подробностей – правда. Я не смогу представить свидетельств Поля Ле Дюка, потому что он, судя по всему, уехал из Англии.

Мы заинтересовались оккультными явлениями благодаря Джону Мойру – знаменитому главе фирмы "Мойр, Мойр и Сандерс". Он, как и многие деловые люди с жесткой практической хваткой, был склонен к мистике, и эта-то мистическая жилка страстно влекла его к изучению тех ускользающих от науки феноменов, которые нередко смешивают в одну кучу с мошенническими трюками шарлатанов и уж вовсе откровенной глупостью, именуемой спиритизмом. Когда Мойр начал опыты, это был человек гибких и широких взглядов, но с течением времени он, увы, превратился в догматика, фанатичного и непререкаемого в своих суждениях. В нашем небольшом обществе он представлял именно то направление спиритов, которые возвели удивительную возможность общаться с потусторонними силами в ранг религии.

Наш медиум, миссис Деламир, была его сестра, жена того самого скульптора, о котором сейчас все только и говорят. Мы на опыте убедились, что пытаться исследовать эти феномены без медиума невозможно – все равно, что астроному наблюдать небо без телескопа. Однако мысль о том, чтобы воспользоваться услугами платного медиума, казалась нам всем чуть ли не кощунством. Разве не очевидно всякому, что человек, которому платят, считает себя обязанным "отработать" полученные деньги и вряд ли удержится от соблазна смошенничать? Если в деле замешаны деньги, на чистоту опыта надеяться нельзя. Но нам повезло: Мойр обнаружил, что его сестра обладает способностями медиума: иными словами, она изучает животный магнетизм – единственный вид энергии, который чутко отзывается на воздействия как с духовного уровня, так и с нашего, материального. Конечно, я понимаю, что это утверждение вполне бездоказательно, но я ничего не доказываю, я просто кратко излагаю суть теории, которой мы пользовались – уж не знаю, обоснованно или нет, – чтобы объяснить наблюдаемые нами явления. Миссис Деламир стала принимать участие в наших сеансах, причем супруг ее был отнюдь не в восторге, и хотя ей ни разу не удалось индуцировать действительно мощное поле психической энергии, мы по крайней мере обрели возможность, как все порядочные спириты, вертеть столы и, задавая духам вопросы, получать на них ответы, то есть предаваться занятию вполне ребяческому, которое тем не менее сталкивало нас лицом к лицу с непостижимыми тайнами. Мы устраивали сеансы каждое воскресенье, вечером, в студии Гарви Дикона на Бэддерли Гарденс, второй дом от угла, где бульвар пересекает Мертон Парк Роуд. Было бы естественно ожидать, что Гарви Дикон, как натура артистическая, должен пылко увлекаться всем необычным и волнующим умы. Однако к оккультным явлениям его поначалу привлекала некая театральность антуража, в котором проводились опыты, тем не менее явления, о которых я уже говорил, потрясли его, и он заключил, что щекочущие нервы послеобеденные игры, как он сначала называл наши спиритические сеансы, на самом деле являют нам реально существующие грозные силы. У Гарви на редкость ясный логический склад ума – он достойный внук своего деда, знаменитого шотландского ученого, – и в нашем маленьком кружке он представлял критическое направление: подходил ко всему непредвзято, был готов следовать за фактами туда, куда они его ведут, и отказывался строить какие бы то ни было теории, пока не получит точных данных.

Его осторожность возмущала Мойра – в той же мере, в какой Дикона забавляла кондовая вера Мойра, но оба с одинаковым увлечением, хотя каждый на свой лад, предавались нашим мистическим забавам.

А что же я? Какая роль принадлежала мне? Я не был энтузиастом спиритизма. Не был и критически настроенным ученым. Я обыкновенный светский лентяй, стараюсь быть в центре всего нового, что входит в моду, радуюсь любой сенсации, которая развлечет меня и посулит возможность интересно провести время, – вот, пожалуй, и все, что я могу сказать о себе. Сам я не способен увлекаться чем-то самозабвенно, но люблю общество людей увлеченных. Я слушал рассуждения Мойра с таким чувством, будто у нас есть собственный ключ от двери в царство мертвых, и это наполняло меня странным удовлетворением. Я буквально блаженствовал во время сеансов в затемненной студии. Словом, все это было очень занятно, и я с удовольствием бывал на Бэддерли Гарденс.

То удивительное событие, о котором я хочу сейчас рассказать, произошло, как я уже упомянул, четырнадцатого апреля сего года. Из мужчин я первый появился в студии, но миссис Деламир была уже там и пила чай с миссис Гарви Дикон. Обе дамы и сам Дикон стояли перед мольбертом с его незаконченной картиной. В живописи я не знаток и никогда не пытался делать вид, будто понимаю картины Гарви Дикона; но в тот вечер я сразу обратил внимание, что он изобразил что-то безумно сложное и фантастическое: сказочные существа и животные, разные аллегорические фигуры. Дамы бурно восхищались картиной, и действительно цветовая гамма была хороша.

– А вы что скажете, Маркем? – спросил Гарви.

– Для меня это слишком мудрено, – отвечал я. – Что это за звери?

– Мистические чудовища, существа, созданные воображением, геральдические животные – эдакая инфернальная, зловещая процессия.

– А впереди белая лошадь!

– Это не лошадь! – вскипел он к великому моему изумлению, потому что человек он на редкость добродушный и не склонен относиться к себе всерьез.

– А кто же?

– Неужели вы не видите у него на лбу рог? Это единорог. Я же сказал вам, что здесь у меня геральдические животные. Вы что же, не способны их отличить?

– Ради Бога, Дикон, не сердитесь на меня, – сказал я, потому что он и в самом деле был крепко раздосадован. Он засмеялся над собственной вспышкой.

– Это вы, Маркем, простите меня! – сказал он. – Дело в том, что я просто измучился с этим зверем. Целый день его писал – напишу, замажу, снова напишу... и все пытаюсь представить себе живого, настоящего единорога, взвившегося на дыбы, как их изображают на гербах. Наконец-то у меня получилось – так во всяком случае мне казалось, – а тут являетесь вы и говорите: лошадь, ну и, конечно, меня это задело за живое.

– Да нет, это без сомнения единорог, – стал убеждать я его, потому что моя тупость его явно огорчила. – Вон рог, он ясно виден, просто я никогда не видел единорогов, только на старинных рыцарских гербах, и мне, естественно, в голову не пришло, что вы именно его изобразили. А остальные кто: грифоны, василиски, драконы, да?

– Да. Они-то мне неприятностей не доставили. А вот единорог просто доконал. Но на сегодня все, я снова возьмусь за него только завтра. – Он отвернул картину к стене, и мы заговорили о другом.

Мойр в этот вечер опоздал, а когда наконец явился, то привел с собой, к нашему удивлению, невысокого плотного француза и представил его нам: месье Поль Ле Дюк. Я говорю – к нашему удивлению, ибо все мы были убеждены, что присутствие постороннего, кто бы он ни был, расстраивает психическое равновесие, установившееся в нашем спиритическом кружке, и вносит элемент недоверия. Мы знали, что можем доверять друг другу, но кто поручится, что появление чужого для нас человека не повлияет на результаты опыта? Однако Мойру быстро удалось примирить нас с нововведением. Месье Поль Ле Дюк – знаменитый ученый в области оккультных наук, ясновидящий, медиум, мистик. Он приехал в Англию с рекомендательным письмом к Мойру от парижского братства "Розовый крест". Мог ли Мойр не привезти его к нам, на сеанс в наш маленький кружок, ведь его присутствие – огромная честь для нас, мы должны быть благодарны судьбе.

Француз, как я уже сказал, был невысок и плотен, неприметной наружности, с широким, невыразительным бритым лицом, единственное, что привлекало в нем внимание, это большие, карие, бархатные глаза, глядящие перед собой как бы в пустоту. Одет он был от хорошего портного, безупречные манеры, легкий забавный акцент, который вызвал улыбку у дам. Миссис Дикон не одобряла наших опытов и потому покинула нас, мы же, как обычно, притушили огни и сели на свои места вокруг квадратного стола красного дерева, который стоял в центре студии. Свет был очень слабый, но мы ясно видели друг друга. Помню, я даже рассмотрел странные маленькие руки француза: короткопалые и квадратные, когда он положил их на стол.

– Великолепно! – воскликнул он. – Я уже много лет не сидел вот так, и нас ожидает много интересного. Мадам-медиум, не так ли? Мадам, впадает в транс?

– Нет, транса у меня не получается, – объяснила миссис Деламир. – Но я всегда ощущаю очень сильную сонливость.

– Это первая стадия. Если вы будете все глубже погружаться в это состояние, вы достигнете транса. А когда наступит транс, ваш дух покинет ваше тело, зато в него войдет другой дух и будет говорить вашими устами или писать вашей рукой. Вы отдаете ваш механизм кому-то другому, и он начинает действовать вместо вас. Hein? {Здесь: понимаете? (фр.)} Однако причем тут единороги?

Сидящий на стуле Гарви Дикон вздрогнул. Француз медленно поворачивал голову и всматривался в тени, сгустившиеся у стен.

– Странно, очень странно! – протянул он. – Сплошные единороги. Кто так сосредоточенно думал о столь экзотическом существе?

– Нет, это просто потрясающе! – воскликнул Дикон. – Я целый день мучился, пытался написать единорога. Но как вы догадались?

– Вы думали о них в этой комнате?

– Конечно.

– Но ведь мысль материальна, мой друг. Когда вы представляете себе какой-то предмет, вы его творите. Вы этого не знаете, hein? Но я вижу ваших единорогов, потому что обладаю способностью видеть не только глазами.

– Вы хотите сказать, что довольно о чем-то подумать – и я создам то, что никогда не существовало?

– Ну разумеется! Это данность, которая лежит в основе всех других данностей. Вот почему дурная мысль так же опасна, как и дурной поступок.

– Они, я полагаю, находятся на астральном уровне? – спросил Мойр.

– А, друзья мои, какая разница, все это лишь слова. Эти создания здесь – там – всюду – я сам не знаю, где. Я просто их вижу. И могу дотронуться до них.

– А вы можете сделать так, чтобы мы тоже их увидели?

– Для этого их нужно материализовать. Подождите! Давайте попробуем. Но нам потребуется много энергии. Посмотрим, чем мы располагаем, и попытаемся поставить опыт. Вы позволите мне рассадить вас по моему усмотрению?

– Вы, несомненно, владеете несравненно более глубокими познаниями, чем мы, – сказал Гарви Дикон. – Я считаю, что вы и должны здесь распоряжаться.

– Может так случиться, что условия окажутся неблагоприятными. Но мы постараемся сделать все возможное. Мадам останется на своем месте, я сяду рядом с ней, а этот джентльмен возле меня. Мистер Мойр благоволит сесть по другую руку от мадам, потому что желательно чередовать брюнетов и блондинов. Великолепно! А теперь я с вашего позволения погашу свет.

– Почему темнота предпочтительнее? – спросил я.

– Дело в том, что энергия, с которой мы имеем дело, представляет собой вибрацию эфира, и в то же время есть не что иное, как свет. Теперь мы соединим все связи, hein? Мадам, вы не боитесь темноты? Это просто великолепно, что мы устроили такой сеанс!

Сначала темнота казалась непроницаемой, однако через несколько минут наши глаза привыкли к ней, и мы даже стали различать силуэты друг друга, правда, очень смутные и расплывчатые. Больше я в комнате ничего не видел – только чернели неподвижные фигуры моих друзей за столом. Никогда еще мы не были настроены во время сеанса так серьезно, как нынче.

– Положите руки перед собой на стол. Взять друг друга за руки мы не сможем, нас слишком мало, а стол такой большой. Теперь, мадам, вы должны вызвать в себе чувство покоя и если почувствуете, что вас сковывает сон, не боритесь с ним. А мы все будем сидеть, не произнося ни слова, и ждать, hein?

И вот мы в молчании сидим и ждем, уставясь перед собой в темноту. В коридоре тикают часы. Где-то далеко время от времени начинает лаять собака. По улице проехала коляска, потом еще одна, лучи их фонарей ворвались в щель между шторами и приятно развлекли нас в нашем томительном мрачном бдении. В теле появились знакомые ощущения, которые я испытывал во время прежних сеансов: – ступни похолодели, кисти рук покалывало иголочками, ладоням стало жарко, по спине проносилось как бы дуновение холодного ветра. Рука от кисти до локтя пронзало странной легкой болью, впрочем, в левой руке – а наш гость сидел слева от меня – эти пронзания, как мне казалось, были острее: без сомнения, боль была вызвана спазмами сосудов, но все равно это явление заслуживало внимания. И еще меня переполняло напряженное ожидание, не просто напряженное, а даже мучительное. По тягостному, застывшему молчанию моих друзей я понял, что их нервы тоже вот-вот не выдержат.

И вдруг в темноте раздался звук – тихий, как бы свистящий: это дышала женщина, часто и неглубоко. Дыхание все учащалось, становилось все поверхностней, вырываясь сквозь стиснутые зубы, и вдруг она хрипло вскрикнула, глухо зашуршала ткань.

– Что это? Что-то случилось? – спросил один из нас в темноте.

– Ровным счетом ничего, все идет как надо, – ответил француз. – Это мадам. Она впала в транс. А теперь, джентльмены, наберитесь терпения, надеюсь, вы увидите нечто очень интересное.

Как и прежде, в коридоре тикают часы. Слышится дыхание медиума, теперь уже более глубокое и полное. Как и прежде, время от времени мелькают огни проезжающих экипажей, и как же мы им радуемся. Через какую бездну мы перекидываем мост! На одном краю – приподнятая пелена вечности, на другом – Лондон с его экипажами. Стол напружился могучей силой. Он ровно, плавно раскачивался, послушно подчиняясь легкому нажиму наших пальцев. В нем что-то стучало, скрипело, стреляло залпами и отдельными выстрелами, словно бы трещал хворост в весело горящем костре, который развели морозной ночью.

– Какой огромной силы дух явился, – сказал француз. – Посмотрите на поверхность стола!

Я-то решил, что у меня просто галлюцинация, но теперь этот феномен увидели все. Над столом переливалось зеленовато-желтое свечение – вернее, даже не свечение, а светоносный мерцающий туман. Он клубился волнами, колыхался прозрачными зыблющимися складками, свивался змеиными кольцами, как дым. И в этом зловещем свете я видел на столе белые квадратные руки медиума-француза.

– Великолепно! – воскликнул он. – Потрясающе!

– Будем называть буквы? – спросил Мойр.

– Ну что вы, зачем, есть несравненно более тонкие приемы, – возразил наш гость. – Вертеть стол, перебирая все буквы алфавита, нет, это слишком примитивно; с таким медиумом, как мадам, нам доступны более изощренные методы.

– Да, они вам доступны, – подтвердил чей-то голос.

– Кто это? Кто произнес эти слова? Вы, Маркем?

– Нет, я молчал.

– Эти слова произнесла мадам.

– Но голос был не ее.

– Это вы сказали, миссис Деламир?

– Говорит не медиум, а дух, который использует органы речи медиума. – Произнес все тот же странный глубокий голос.

– А где же миссис Деламир? Надеюсь, то, что сейчас происходит, не причинит ей вреда?

– Медиум находится в другом измерении бытия, и ей там очень хорошо. Она заняла мое место в том измерении, а я – ее в этом.

– Но кто вы?

– Кто я – вам совершенно не важно. Я – существо, которое жило когда-то земной жизнью, как сейчас живете вы, а потом умерло, как и вы в свой час умрете.

К соседнему дому подъехала коляска, мы слышали, как скрипят и шуршат по мостовой колеса. Извозчик заспорил с пассажиром, что тот мало ему заплатил, потом долго и хрипло ворчал на всю улицу. Зеленовато-желтое облачко по-прежнему реяло над столом, тусклое по краям, но наливающееся мрачным свечением ближе к медиуму. Оно словно бы устремлялось к спящей женщине. В сердце мне стал вползать холодный страх. Я подумал, что мы бездумно и легкомысленно приблизились к величайшему из таинств, к разгадке бытия, которая должна внушать благоговейный трепет, – к тому самому общению с мертвыми, о котором рассказывали Отцы Церкви.

– Вам не кажется, что мы зашли слишком далеко? По-моему, нам следует прервать сеанс! – не скрывая волнения сказал я.

Но все остальные непременно хотели довести его до конца. Они лишь посмеялись над моими сомнениями.

– Все виды энергии существуют для того, чтобы их использовали, – заявил Гарви Дикон. – Если мы можем что-то сделать, значит, мы просто не имеем права упустить возможность. Любое открытие, опровергающее общепризнанные догмы, сначала всегда провозглашалось ересью. И мы не нарушаем никаких законов, пытаясь понять, что такое смерть. Это наше право и наш долг.

– Это ваше право и ваш долг, – повторил голос.

– Ну вот, какое еще подтверждение вам нужно? – вскричал Мойр; он был чрезвычайно возбужден. – Давайте испытаем дух. Ты согласишься подвергнуться испытанию и доказать, что действительно существуешь?

– В чем состоит испытание?

– Сейчас придумаю... ну вот, у меня в кармане несколько монет. Можешь нам сказать, что это за монеты?

– Мы возвращаемся в этот мир не для того, чтобы отгадывать детские загадки, мы надеемся просветить и возвысить людские души.

– Ха-ха-ха, мистер Мойр, здорово вас отчитали, – воскликнул француз. – Но поверьте, Обладающий Высшими Знаниями говорит очень разумные вещи.

– Это не игра, это так же свято, как религия, – изрек суровый жесткий голос.

– Да, да, конечно, я и сам так считаю, – залепетал Мойр. – Умоляю вас, простите мне этот дурацкий вопрос. Мне бы очень хотелось знать, кто вы.

– Разве это имеет значение?

– Вы давно стали духом?

– Да.

– А сколько лет?

– У нас иная мера времени. И вообще это совсем другой мир.

– Вы счастливы?

– Да.

– Вы хотели бы вернуться в земную жизнь?

– О нет, ни за что!

– Вы трудитесь?

– Если бы мы не трудились, мы не могли бы быть счастливы.

– Что же вы делаете?

– Я же сказал, что это совсем другой мир.

– А вы не могли бы дать нам хотя бы самое общее представление о том, чем вы занимаетесь?

– Мы стараемся самоусовершенствоваться и помогаем в этом другим.

– Вы рады, что появились сегодня здесь?

– Я всегда рад, если мое появление на Земле приносит добро.

– Значит, ваша цель – творить добро?

– Это цель всякой жизни на любом уровне.

– Слышали, Маркем? Теперь, надеюсь, ваши сомнения исчезли без следа.

– Действительно, я совершенно успокоился, и мне было очень интересно.

– Вы испытываете боль в вашем нынешнем состоянии? – спросил я.

– Нет, боль – удел смертной оболочки.

– А страдания?

– Да, некоторые пребывают в постоянной печали или в тревоге.

– Вы встречаетесь с друзьями, которые окружали вас на Земле?

– Не со всеми.

– Почему не со всеми?

– Только с теми, кто был по-настоящему нам близок.

– А мужья встречают жен?

– Только те, кто истинно любил.

– А если истинной любви не было?

– Тогда они не нужны друг другу.

– Стало быть, непременно должна существовать духовная связь?

– Конечно.

– Благо ли то, что мы сейчас делаем?

– Да, если это делается с благой целью.

– А что следует считать дурной целью?

– Любопытство и желание позабавиться.

– Это может принести вред?

– Да, очень большой.

– В чем он выразится?

– Может так случиться, что вы вызовете силы, которые вам неподвластны.

– Злые силы?

– Низшие.

– Вы говорите, они опасны. Опасны потому, что грозят нашей жизни или нашей душе?

– Иногда и душе, и жизни.

Наступило молчание, темнота, казалось, сгустилась еще плотнее, только над столом вился и курился зелено-желтый туман.

– А вы. Мойр, хотите что-нибудь узнать? – спросил Гарви Дикон.

– Только одно: вы молитесь там, в вашем мире?

– Молиться должно в любом мире.

– Почему?

– Потому что, молясь, мы отдаем дань уважения силам, которые сотворили нас.

– Какую религию вы исповедуете там?

– Мы исповедуем разные религии, точно так же, как и вы.

– Вы не обладаете точными знаниями?

– У нас есть только вера.

– Господи, ну сколько можно рассуждать о религии, – не выдержал француз. – Вы, англичане, – народ серьезный, для вас нет ничего важнее веры и религии, но до чего же это скучная материя! Мне кажется, с помощью этого духа мы можем поставить грандиозный опыт, hein? Это будет сенсация, величайшая сенсация

– Но ведь вопросы веры и религии действительно самое важное, что может интересовать человека, – возразил Мойр.

– Ну что же, если вы так считаете, продолжайте в том же духе, – недовольно отозвался француз, – Что касается меня, то я все это слышал невесть сколько раз, мне хочется провести эксперимент с помощью духа, который к нам явился. Но если вы еще не удовлетворили свое любопытство, то, пожалуйста, задавайте ему вопросы, а когда вы их исчерпаете, мы займемся кое-чем поинтереснее.

Но чары рассеялись. Сколько мы ни задавали вопросов медиуму, она молчала, неподвижно сидя на стуле. Только глубокое ровное дыхание доказывало, что она жива. Над столом все еще клубился туман.

– Вы нарушили гармонию. Она отказывается отвечать,

– Но ведь мы узнали от нее все, что она могла нам сказать, hein? Что касается меня, я хочу увидеть то, чего никогда не видел раньше.

– Что же эта такое?

– Вы позволите мне попробовать?

– Что именно?

– Я говорил вам, что мысль материальна. Сейчас я хочу это доказать и дать вам возможность увидеть то, что на самом деле представляет собой всего лишь мысль. Мне это доступно, не сомневайтесь, сейчас вы сами увидите. Пожалуйста, сидите и не двигайтесь, ничего не говорите, и пусть ваши руки спокойно лежат на столе.

В студии стало еще темнее, еще тише. Я снова почувствовал страх, который такой тяжестью сдавил мне сердце в начале сеанса. Волосы на голове зашевелились.

– Получается! Получается! – вскричал француз срывающимся голосом, и я понял, что нервы его тоже напряжены до предела.

Светящийся туман медленно соскользнул со стола и поплыл мерцающим облаком по комнате. В дальнем углу, где темнота была особенно густой, облако остановилось и стало сгущаться, разгораясь, и постепенно превратилось в плотный ослепительно яркий овал – странный зыблющийся источник света, который ничего не освещал, сияние, не посылающее лучей в темноту. Раньше туман светился зеленовато-желтым, теперь он налился сумрачно красными оттенками, переходящими в багровый. Но вот на это багровое ядро стала наползать темная, похожая на дым субстанция, ее слой становился все толще, все плотнее, тверже, все чернее. И вдруг свет исчез, его полностью поглотила тьма, обвившаяся вокруг него.

– Дух покинул нас.

– Тише... здесь кто-то посторонний.

Из угла, где раньше был свет, доносилось тяжелое дыхание, кто-то беспокойно двигался в темноте.

– Что это? Ле Дюк, что вы сделали?

– Все идет как надо. Нам решительно ничего не угрожает. – Голос француза дрожал от возбуждения.

– Боже милосердный, Мойр, здесь в студии какое-то большое животное! Вот оно, возле моего стула! Кыш! Брысь!

Это был голос Гарви Дикона, его заглушил удар по какому-то тяжелому предмету. Потом... потом началось нечто невообразимое. Какое-то огромное существо заметалось среди нас в темноте, оно взвивалось на дыбы, всхрапывало, било копытами, наскакивало на мебель, разнося ее в щепы. От стола остались одни обломки. Мы бросились кто куда. Существо бешено носилось по студии, грохоча копытами. Мы вопили от ужаса, расползаясь по сторонам в надежде где-нибудь спрятаться. Вдруг тяжелое копыто опустилось на мою левую руку, кости хрустнули.

– Свет! Зажгите свет! – последовал истошный крик.

– Мойр, спички! Скорее спички!

– Да нет у меня спичек. Дикон, где спички?

– Не могу найти. Эй вы, француз, прекратите это светопреставление!

– Это не в моих силах. О, mon Dieu, я ничего не могу сделать! Откройте дверь! Где дверь?

Шаря наугад в темноте, я к великому счастью нащупал рукой дверную ручку. Тяжело дыша и всхрапывая, существо промчалось мимо меня и с ужасающим громом стукнуло копытами по дубовой перегородке. Едва зверь пронесся, я тотчас же повернул ручку, и в следующий миг все мы были в коридоре, а дверь захлопнута. В студии оглушительно гремело, трещало, слышался грохочущий стук копыт.

– Кто это? Ради всего святого, кто это?

– Лошадь. Я видел, когда дверь открылась. Стойте, а как же миссис Деламир?

– Нужно вынести ее оттуда. Идемте, Маркем, нельзя медлить, дальше будет еще хуже.

Мы распахнули дверь и вбежали в студию. Она лежала на полу среди обломков сокрушенных стульев. Мы подхватили ее на руки и быстро вынесли. Я все-таки оглянулся: из темноты на нас глядели странные горящие глаза, потом застучали копыта, я едва успел захлопнуть дверь, и тут на нее с силой обрушился могучий удар, она треснула сверху донизу.

– Он хочет вырваться! Он сейчас вырвется!

– Бегите, иначе мы все погибнем! – закричал француз.

Животное снова обрушилось на дверь, и что-то высунулось из пролома. Это был длинный белый рог, он блестел в свете лампы. Его блеск поразил нас, но рог тут же исчез.

– Скорее, скорее! Сюда! – кричал Гарви Дикон. – Вносите ее! Быстро!

И вот наконец мы в столовой, и тяжелая дубовая дверь заперта. Мы положили бесчувственную женщину на кушетку, и тут Мойр, этот знаменитый делец с железной хваткой, потерял сознание и рухнул на коврик возле камина. Гарви Дикон был бледен, как покойник, он судорожно дергался, точно в эпилептическом припадке. И вот мы услышали, как с громом разлетелась дверь студии, и животное вырвалось в коридор, оно носилось взад-вперед, взад-вперед, фыркая и стуча копытами в такой ярости, что весь дом дрожал. Француз закрыл лицо руками и плакал, как испуганный ребенок.

– Что нам делать? – я резко встряхнул его за плечо. – Может быть, попробовать ружье?

– Нет, нет. Дух сам истощит свою силу. И тогда все кончится.

– Вы чуть не убили нас всех, идиот несчастный! Это же надо придумать такой кошмарный эксперимент!

– Но я не знал. Разве я мог предвидеть, что он так испугается? Животное обезумело от ужаса. А виноват мистер Дикон. Он избивал его.

Гарви Дикон вскочил.

– Господи Боже мой! – вскричал он. По дому пронесся леденящий душу вопль.

– Это моя жена! Скорее к ней. Пусть там сам Сатана, мне все равно!

Он распахнул дверь и выскочил в коридор. В дальнем конце, у подножия лестницы, лежала без чувств миссис Дикон – так ее потрясло зрелище, которое она увидала. Но больше никого там не было.

Мы с ужасом огляделись, но все было тихо и спокойно. Я медленно двинулся к черному проему в студию, где еще несколько минут назад была дверь, – шаг, еще шаг... сейчас оттуда выскочит чудовище. Но никакое чудовище не выскочило, и в студии тоже стояла тишина. Настороженно озираясь, мы подошли к порогу и стали глядеть в темноту. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. В студии по-прежнему ни звука, но темнота не такая густая и плотная, как раньше. В дальнем углу реяло светящееся облачко, словно бы тлеющее багровым пеплом по краям и ослепительно яркое в середине. Оно медленно тускнело, меркло, как бы рассеиваясь и тая, и наконец студию заполнил прежний бархатный мрак. Вот в нем утонул последний отблеск этого жуткого свечения, и француз разразился восторженной тирадой.

– Изумительно! Потрясающе! Никто не пострадал, только дверь сломана и дамы перепугались. Но, друзья мои, нам удалось то, что еще никогда не удавалось никому!

– Я приложу все усилия, – перебил его Гарви Дикон, – чтобы ничего подобного никогда больше не повторилось.

Вот что произошло четырнадцатого апреля сего года в доме N 17 на Бэддерли Гарденс. Я с самого начала предупредил вас, что история эта наверняка покажется вам слишком неправдоподобной, и потому ничего категорически утверждать не буду; я лишь описал, не мудрствуя лукаво, то, что я сам видел и ощущал, – вернее, то, что мы видели и ощущали, – ибо и Гарви Дикон, и Джон Мойр полностью подтверждают мой рассказ. Кто-то из вас, вероятно, сочтет, что мы оказались жертвами необычайно эффектной и сложной мистификации, что ж, это ваше право. У других не возникнет и тени сомнения, что мы действительно пережили этот кошмар, – как нет сомнении у нас. Кто-то, вероятно, глубже, нас постиг оккультные науки и мог бы рассказать о сходных явлениях. В таком случае прошу вас написать Уильяму Маркему, 146М, Олбени, – вы поможете нам понять то, что поистине кажется нам тайной за семью печатями.

---

Артур Конан Дойл известный и неизвестный, Перстень Тота. Сборник рассказов. М., СП "Квадрат", 1992.
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru

---

---

Главная

Гостевая книга

Попытка (сказки)

1999-2013
Артур Конан Дойл и его последователи