Перевод С.Маркиша
Он был громадный шотландец, – буйная копна волос, все лицо в веснушках, – прямой потомок Лиддсдейлского клана воров и конокрадов. Несмотря на такую родословную, он был гражданином в высшей степени основательным и здравомыслящим – городским советником в Мелроузе, церковным старостой и председателем местного отделения Христианской ассоциации молодых людей. Браун была его фамилия, и вы могли видеть ее на вывеске "Браун и Хэндлсайд" над большим бакалейным магазином посреди Хай-стрит. Его жена Мэгги Браун, в девичестве Армстронг, вышла из старой фермерской семьи с Тевиотхедских пустошей. Она была маленькая, смуглая и темноглазая, с необычной для шотландской женщины нервною натурой. Нельзя представить себе контраста более резкого, чем этот рослый рыжеватый мужчина рядом со смуглой маленькой женщиной, а между тем оба уходили корнями в прошлое этой земли так далеко, насколько хватало человеческой памяти. Однажды (это была первая годовщина их свадьбы) они отправились поглядеть на раскопки римской крепости в Ньюстеде. Место оказалось не слишком живописным. От северного берега Твида, как раз оттуда, где река делает петлю, покато спускается поле. Через него-то и прошли траншеи археологов, обнажив местами старинную каменную кладку – основания древних стен. Раскопки были обширные, потому что лагерь занимал пятьдесят акров, а сама крепость – пятнадцать. Но мистер Браун был знаком с фермером – хозяином поля, и это облегчило всю их экскурсию. Они провели долгий летний вечер, бродя следом за своим проводником от траншеи к траншее, от шурфа к шурфу, разглядывали укрепления, дивились странному разнообразию предметов, которые ждали отправки в Эдинбургский музей древностей. В этот самый день нашли женскую поясную пряжку, и фермер увлекся рассказом о новой находке, как вдруг его взгляд остановился на лице миссис Браун. – Ваша женушка притомилась, – сказал он. – Может, передохнете малость, а после еще походим. Браун посмотрел на жену. Она и в самом деле была очень бледна, а ее темные глаза сверкали ярко и возбужденно. – Что такое, Мэгги? Я тебя замучил! Пора возвращаться. – Нет, нет, Джон, пожалуйста, пойдем дальше! Здесь замечательно! Как будто в стране снов: все кажется таким близким и знакомым. Долго римляне пробыли на этом месте, мистер Каннингхэм? – Изрядно, сударыня. Надо бы вам поглядеть на помойные ямы возле кухни, вы бы поняли, сколько понадобилось времени, чтобы набить их доверху. – А отчего они ушли? – Как сказать, сударыня, оттого, по-видимости, что пришлось уйти. Окрестным людям стало невмоготу, тогда они поднялись, да и запалили всю крепость кругом. Вон они – следы огня на камнях, сами видите. Быстрая, короткая дрожь пробежала по плечам женщины. – Дикая ночь... Страшная, – сказала она. – Небо было красное в ту ночь... и эти серые камни тоже, верно, покраснели. – Да, наверно, и они были красные, – откликнулся муж. – Странное дело, Мэгги, и, может быть, тому причиной твои слова, но я как будто сейчас вижу все, что здесь творилось. Зарево играло на воде... – Да, зарево играло на воде! И дым перехватывал дыхание. И дикари истошно вопили. Старый фермер засмеялся. – Госпожа будет писать рассказ про старую крепость, – промолвил он. – Я многих здесь водил, показывал, но ни разу еще не слыхивал, чтобы так говорили – как все равно по писаному читали. У некоторых прямо дар от бога. Они медленно шагали по краю рва; справа вдруг открылась яма. – Эта яма была глубиной четырнадцать футов, – объявил фермер. – И знаете, что мы вытащили со дна? Скелет, вот что! Скелет мужчины с копьем. Я думаю, он так и помер, вцепившись в свое копье. Но как мужчина с копьем попал в дыру четырнадцати футов глубиной? Это не могила – мертвых они сжигали. Как вы растолкуете, сударыня? – Он спасался от дикарей и сам спрыгнул вниз, – сказала женщина. – Что ж, похоже на правду, и даже очень. Профессорам из Эдинбурга, и тем лучше не объяснить. Хорошо б вы всегда были под рукой, чтобы так же легко отвечать на разные другие хитрые вопросы. А вот алтарь, который мы нашли на прошлой неделе. А на нем надпись. Мне сказывали, она по-латыни, и будто значение у ней такое, что, дескать, люди из этой крепости благодарят бога, который за них заступается. Они рассматривали древний, ноздреватый камень. На верхней грани виднелись большие, глубоко врезанные буквы. – Что это значит? – спросил Браун. – А кто ж его знает? – откликнулся их гид. – Валериа Виктрикс1, – сказала женщина тихо. Ее лицо стало еще бледнее, глаза смотрели и не видели – так смотрят, вглядываясь в туманные пролеты под сводами столетий. – Что это? – отрывисто спросил муж. Она вздрогнула, словно пробуждаясь ото сна: – О чем мы говорили? – Об этих буквах на камне. – Без сомнения, это имя легиона, который поставил алтарь. – Но ты произнесла какое-то имя? – Да что ты? Какая ерунда! Откуда мне знать, как он назывался? – Ты сказала что-то вроде "Виктрикс" – так, по-моему. – Наверно, я пробовала угадать. Я как-то очень странно себя чувствую на этом месте, словно я не я, а кто-то еще. – Да, место жуткое, – согласился муж, и в его смелых серых глазах мелькнуло что-то очень похожее на страх. – Я и сам это чувствую. Пожалуй, мы попрощаемся с вами, мистер Каннингхэм: надо вернуться домой засветло. Ни она, ни он не могли избавиться от странного впечатления, которое оставила в них эта прогулка по раскопкам. Словно какие-то миазмы поднялись со дна сырых траншей и проникли в кровь. Весь вечер оба были молчаливы и задумчивы, но и те немногие замечания, которыми они обменивались, показывали, что на уме у обоих одно и то же. Браун спал тревожно и видел странный, но вполне связный сон, видел настолько живо, что проснулся весь в поту, охваченный дрожью, как испуганный конь. Утром, когда они сели завтракать, он попытался пересказать сон жене. – Все было очень отчетливо, Мэгги, – начал он. – Гораздо отчетливее, чем когда-нибудь наяву. Мне и теперь чудится, будто эти руки были липкие от крови. – Расскажи мне... расскажи по порядку, – попросила она. – Сперва я был на каком-то откосе. Я лежал, распластавшись на земле. Земля была неровная, поросшая вереском. Вокруг темнота, хоть глаз коли, но я слышал шорох и дыхание. Казалось, что по обе стороны от меня люди, много людей, но я не видел никого. Временами глухо звякала сталь, и тогда несколько голосов сразу шептали: "Ш-ш-ш!" В руке у меня была узловатая дубина с железными шипами на конце. Сердце билось быстро, я чувствовал, что близится миг великой опасности и великой тревоги. Раз я уронил дубину, и снова в темноте вокруг меня зазвучали голоса: "Ш-ш-ш!" Я вытянул руку, и она коснулась ноги человека, лежавшего впереди. Были соседи и с боков, у самого локтя. Но все молчали. Потом мы двинулись. Казалось, весь откос начал сползать вниз. Внизу была река и горбатый деревянный мост. За мостом горели частые огни – факелы на стене. Люди, крадучись, скатывались к мосту. Ни звука, ни скрипа, одна лишь бархатная тишина. А потом в темноте раздался крик, крик человека, пронзенного внезапною болью до самого сердца. Одно мгновение этот одинокий крик рос, ширился и тут же сменился бешеным ревом из тысячи глоток. Я бежал. Все бежали. Сиял алый свет, и река превратилась в багровую полосу. Теперь я увидел своих товарищей. Одетые в звериные шкуры, с длинными волосами и бородами, они больше походили на бесов, чем на людей. От ярости все обезумели – то и дело высоко подпрыгивали на бегу, неистово разевали рот, размахивали руками, и красные отблески плясали на их лицах. Я тоже бежал и тоже выкрикивал проклятия, как все. Я услыхал оглушительный треск бревен и понял, что палисад рухнул. Пронзительный свист наполнял уши, и я знал, что это стрелы проносятся мимо. Я скатился на дно рва и увидел протянувшуюся сверху руку. Я схватил ее, и меня втащили на стену. Мы глядели вниз, под нами были серебряные люди с копьями. Несколько наших прыгнули прямо на копья, потом – мы, остальные, следом. Мы перебили солдат, прежде чем они успели выпростать и снова поднять свои копья. Они громко кричали на каком-то непонятном языке, но пощады не было никому. Мы прокатились по ним, как волна, и втоптали их в грязь, потому что их было мало, а нас – без числа. – Я очутился среди домов, один из них горел. Я видел, как струи пламени бьют сквозь крышу. Я побежал дальше, теперь я был один между зданиями. Кто-то промелькнул передо мной. Это была женщина. Я поймал ее за руку, взял за подбородок и повернул ей голову так, чтобы свет от пожара упал на лицо. И кто, ты думаешь, это был, Мэгги? Жена облизнула пересохшие губы. – Это была я, – сказала она. Он глядел на нее в изумлении. – Ловко угадала, – сказал он. – Да, это была именно ты. Понимаешь, не просто кто-то похожая на тебя. Это была ты, ты сама: ту же самую душу я увидел в твоих испуганных глазах. Ты была белая и удивительно красивая в огне пожара. В голове осталась одна мысль: увести тебя отсюда, чтобы ты была моей, только моей, в моем доме где-то за грядою холмов. Ты вцепилась ногтями мне в лицо. Я вскинул тебя на плечо и стал искать пути назад, от этого света горящих домов – назад, в темноту. И тут случилось самое удивительное, то, что я запомнил лучше всего остального. Тебе плохо, Мэгги? Дальше не рассказывать? Господи! У тебя то же выражение лица что было ночью в моем сне! Ты отчаянно завизжала. Он примчался в пламени пожара. Голова его была непокрыта, волосы черные и курчавые, в руке обнаженный меч, короткий и широкий, чуть длиннее кинжала. Он бросился на меня, но споткнулся и упал. Одной рукой я удерживал тебя, а другой... Жена вскочила на ноги, ее черты исказились. – Марк! – закричала она. – Мой ненаглядный Марк! Ах, ты, зверь! зверь! зверь! Зазвенели чашки, и она без чувств упала на стол.
Они никогда не говорили об этом странном случае, который стоял особняком во всей их супружеской жизни. На миг завеса прошлого отдернулась, и мимолетная картина забытого существования коснулась их взора. Но потом занавес закрылся, чтобы не открыться больше никогда. Они продолжали жить в своем тесном кругу – для мужа он ограничивался магазином, для жены домом, – и, однако ж, новые, более широкие горизонты смутно засинели вокруг них с того летнего вечера у разрушенной римской крепости.
Дойль Артур Конан. Собрание сочинений в 8-ми т. Т.5. Москва: Раритет. 1991.
| Главная | Гостевая книга | Попытка (сказки) |