Мы сидели в своей уютной квартирке на Бэкер-стрит в то время, когда за окном шел дождь и выла буря. (Удивительно: когда я что-нибудь рассказываю о Холмсе, обязательно мне без бури и дождя не обойтись...) Итак, по обыкновению, выла буря, Холмс, по обыкновению, молча курил, а я, по обыкновению, ожидал своей очереди чему-нибудь удивиться. - Ватсон, я вижу - у тебя флюс. Я удивился. - Откуда вы это узнали? - Нужно быть пошлым дураком, чтобы не заметить этого! Ведь вспухшая щека у тебя подвязана платком. - Поразительно!! Этакая наблюдательность. Холмс взял кочергу и завязал ее своими жилистыми руками на шее в кокетливый бант. Потом вынул скрипку и сыграл вальс Шопена, ноктюрн Нострадамуса и полонез Васко-де-Гама. Когда он заканчивал 39-ю симфонию Юлия Генриха Циммермана, в комнату с треском ввалился неизвестный человек в плаще, забрызганный грязью. --Г.Холмс! Я Джон Бенгам... Ради Бога помогите! У меня украли... украли... Ах! страшно даже вымолвить... Слезы затуманили его глаза. - Я знаю, - хладнокровно сказал Холмс, - у вас украли фамильные драгоценности. Бенгам вытер рукавом слезы и с нескрываемым удивлением взглянул на Шерлока. - Как вы сказали? Фамильные... что? У меня украли мои стихи. - Я так и думал! Расскажите обстоятельства дела. - Какие там обстоятельства! Просто я шел по Трафальгар-скверу и, значит, нес их, стихи-то, под мышкой, а он выхвати да бежать! Я за ним, а калоша и соскочи у него. Вор-то убежал, а калоша - вот. Холмс взял протянутую калошу, осмотрел ее, понюхал, полизал языком и наконец, откусивши кусок, с трудом разжевал его и проглотил. - Теперь я понимаю! - радостно сказал он. Мы вперили в него взоры, полные ожидания. - Я понимаю... Ясно, что эта калоша - резиновая! Изумленные, мы вскочили с кресел. Я уже немного привык к этим блестящим выводам, которым Холмс скромно не придавал значения, но на гостя такое проникновение в суть вещей страшно подействовало. - Господи помилуй! Это колдовство какое-то! По уходе Бенгама мы помолчали. - Знаешь, кто это был? - спросил Холмс. - Это мужчина, он говорит по-английски, живет в настоящее время в Лондоне. Занимается поэзией. Я всплеснул руками. - Холмс! Вы сущий дьявол. Откуда же вы все это знаете, - Холмс презрительно усмехнулся. - Я знаю еще больше. Я могу утверждать, что вор - несомненно, мужчина! - Да какая же сорока принесла вам это на хвосте? - Ты обратил внимание, что калоша мужская? Ясно, что женщины таких калош носить не могут! Я был подавлен логикой своего знаменитого друга и ходил весь день как дурак. Двое суток Холмс сидел на диване, курил трубку и играл на скрипке. Подобно Богу, он сидел в облаках дыма и исполнял свои лучшие мелодии. Кончивши элегию Ньютона, он перешел на рапсодию Микель-Анджело и на половине этой прелестной безделушки английского композитора обратился ко мне: - Ну, Ватсон - собирайся! Я таки нащупал нить этого загадочного преступления. Мы оделись и вышли. Зная, что Холмса расспрашивать бесполезно, я обратил внимание на дом, к которому мы подходили. Это была редакция "Таймса". Мы прошли прямо к редактору. - Сэр, - сказал Холмс, уверенно сжимая тонкие губы. - Если человек, обутый в одну калошу, принесет вам стихи - задержите его и сообщите мне. Я всплеснул руками. - Боги! Как это просто... и гениально. После "Таймса" мы зашли в редакцию "Дэли-Нью", "Пель-Мель" и еще в несколько. Все получили предупреждение. Затем мы стали выжидать. Все время стояла хорошая погода, и к нам никто не являлся. Но однажды, когда выла буря и бушевал дождь, кто-то с треском ввалился в комнату забрызганный грязью. - Холмс, - сказал неизвестный грубым голосом. - Я - Доббльс. Если вы найдете мою пропавшую на Трафальгар-сквере калошу - я вас озолочу. Кстати, отыщите также хозяина этих дрянных стишонок. Из-за чтения этой белиберды я потерял способность пить свою вечернюю порцию виски. - Ну, мы эти штуки знаем, любезный, - пробормотал Холмс, стараясь свалить негодяя на пол. Но Доббльс прыгнул к дверям и, бросивши в лицо Шерлока рукопись, как метеор скатился с лестницы и исчез. Другую калошу мы нашли после в передней. Я мог бы рассказать еще о судьбе поэта Бенгама, его стихов и пары калош, но так как здесь замешаны коронованные особы, то это не представляется удобным. Кроме этого преступления, Холмс открыл и другие, может быть, более интересные, но я рассказал о пропавшей калоше Доббльса как о деле, наиболее типичном для Шерлока.