Уже говорилось, что по прибытии армейского корпуса из Англии одну (большую) его часть отправили в Наталь, а другую на западный фронт, где под командованием лорда Метуэна была предпринята рискованная попытка деблокировать Кимберли. Также рассказывалось, как после трех дорогостоящих побед войска лорда Метуэна потерпели сокрушительную неудачу и были вынуждены оставаться в бездействии в двадцати милях от города, которому они шли на выручку. Прежде чем описать, каким образом помощь все же пришла, следует уделить некоторое внимание событиям, происходившим в самом осажденном городе.
"Я заверяю вас, что в настоящее время нет оснований для опасений, что Кимберли или какая-либо другая часть колонии, как бы ни развивались события, подвергнется нападению. Мистер Шрейнер придерживается мнения, что ваши страхи беспочвенны, а ваши требования ничем не обоснованы". Таков был официальный ответ на обращение жителей, когда, видя надвигавшуюся на них тьму, те молили о помощи. Однако, к счастью, молодой бурно развивающийся британский город обычно в состоянии позаботиться о себе сам, без вмешательства официальных лиц. Кимберли чрезвычайно повезло, что он являлся сердцем "Де Бирс Компании", ее сокровищем и источником силы. В городе хранилось достаточное количество боеприпасов и продовольствия, чтобы не оказаться беспомощным перед лицом врага. И хотя его пушки, в современном понимании, были пугачами, стреляющими 7-ми фунтовыми снарядами на небольшое расстояние, а гарнизон состоял всего из семи сотен солдат регулярной армии, в то время как остальной контингент представляли необученные шахтеры и мастеровые, среди защитников города встречались закаленные ветераны северных войн, а мысль, что эта земля особенно ценна для Империи, придавала им сил. Ледисмит был не более чем одной из стратегических позиций, в то время как Кимберли являлся единственным в своем роде - центром ценнейшего во всем мире участка земли. Его потеря оказалась бы тяжелым ударом по делу Британии и огромным вдохновляющим фактором для буров.
12-го октября, через несколько часов после истечения ультиматума Крюгера, Сесил Родес помчался в Кимберли. Этот выдающийся человек так же яростно отстаивал будущее Южной Африки, как бур-доппер (баптист) отстаивал ее прошлое. И во внешности, и в характере Родеса имелись черты, которые без преувеличения можно назвать наполеоновскими. Неутомимая энергия, необычайная находчивость, внимание к деталям, широкий кругозор, умение уловить и высказать суть дела - все это напоминало великого императора. Так же как и простота личной жизни при гигантском состоянии. Такое же отсутствие малейших угрызений совести при достижении честолюбивых целей, проявившееся, например, в грандиозных пожертвованиях Ирландской партии в обмен на поддержку в Парламенте, или история с рейдом Джеймсона. Наконец, сходство завершают определенный цинизм мысли и мрачный юмор. Но Родес был Наполеоном мира. Объединение Южной Африки под самой свободной и прогрессивной формой правления было его главной мечтой, на достижение которой он щедро тратил свою энергию и состояние. Развитие этой страны занимало его во всех аспектах, он неустанно заботился обо всем - от строительства железных дорог до импорта племенных быков.
15-го октября пятьдесят тысяч жителей Кимберли впервые услышали голос войны. Тревожный рев шахтных сирен и гудков, то затухая, то вновь накатываясь, пронесся над бескрайними просторами вельда, заставив содрогнуться обитателей отдаленных ферм. Те, кто пережили все - пули, снаряды, голод, утверждали, что этот дикий вой сирен запомнился как самое сильное испытание их нервов.
Окрестности города наполнились отрядами бурских всадников. Железная дорога оказалась заблокирована. Противник уводил стада скота, но не предпринимал попыток атаковать город. Гарнизон, учитывая штатских и военных, насчитывал около четырех тысяч человек. Защитники города заняли стрелковые ячейки и редуты, ежеминутно ожидая атаку, которая так и не началась. Периметр обороны растянулся почти на восемь миль, но горы отвальной породы служили превосходными укреплениями, и по соседству, к счастью, не было холмов, причинивших так много неудобств защитникам Ледисмита. Право, живописные окрестности города желанны, но не в случае его обороны.
24-го октября гарнизон, поняв, что штурма не будет, решился на вылазку. Отряд верховых, на долю которых выпала большая часть работы и потерь, включал Конницу Алмазных Полей, небольшое подразделение Капской Полиции, роту Конной Пехоты и подразделение, называемое Кимберлийской Легкой Конницей. Во главе двухсот семидесяти добровольцев, майор Скотт-Тернер (отличный боец) продвигался на север, пока не вошел в соприкосновение с бурами. Последние, значительно превосходя наш отряд численно, попытались отрезать британцев от города, но прибытие двух рот Северо-Ланкаширцев спасло ситуацию. В этой стычке мы потеряли трех человек убитыми и двадцать одного раненым. Точные потери буров неизвестны, но их командир (Бота) - погиб.
4-го ноября командант Весселс официально обратился к осажденным, и, как утверждают, предложил полковнику Кекевичу вывести из города женщин и детей. Этого офицера обвиняют в том, что он не воспользовался разрешением, или, по крайней мере, не передал его гражданским официальным лицам. На самом деле подобное обвинение основано на недоразумении. В письме Весселса проводилось различие между женщинами-африканерами и англичанками. Первым предоставлялось убежище в лагере буров. Это предложение стало известно, и полдюжины человек им воспользовалось. Однако в случае женщин-англичанок письмо не содержало обещания доставить их на Оранжевую Реку, и согласие могло бы превратить этих женщин в беззащитных заложников. Что касается вопроса об информировании населения, то не существует обычая публиковать подобные документы, но предложение показали мистеру Родесу, который согласился с невозможностью его принятия.
Нельзя коснуться данного вопроса без упоминания болезненного, печально-известного факта существования во время осады значительных трений между военным командованием и группой гражданских лиц, возглавляемых мистером Родесом. Среди прочих черт характера следует отметить склонность Родеса болезненно реагировать на любые возражения и чрезмерно раздражаться, когда дела велись не так, как он считал нужным. Он мог быть Наполеоном мира, но даже самые горячие его поклонники никогда не утверждали, что он Наполеон войны. Его предсказания, касавшиеся военных вопросов, в большинстве случаев были ошибочными, к тому же провал рейда Джеймсона не добавил доверия к полководческим талантам Родеса. То, что его намерения были наилучшими, и что он всем сердцем желал блага Империи, не вызывает сомнения, но достойно сожаления, что, руководствуясь высокими мотивами, он интриговал против военных властей, опускаясь до угроз, и пытался воздействовать на лорда Робертса при ведении военных операций. Все признают его заслуги в помощи военным - он по доброй воле предоставлял то, что в противном случае гарнизон был бы вынужден реквизировать. Но нельзя отрицать, что город в дни осады сохранил бы большее единство, если бы мистера Родеса в нем не было. Непонятно, что больше досаждало полковнику Кекевичу и его начальнику штаба, майору О'Мера - внутренние интриги или противник.
7-го ноября началась бомбардировка города из девяти 9-ти фунтовых орудий, на которую гарнизонная артиллерия не могла адекватно отвечать. Однако результат двухнедельного обстрела, во время которого противник выпустил около семи сотен снарядов, был очень скромен. Погибли два гражданских лица. Командование гарнизона признало, что вопрос снабжения продовольствием заслуживает куда большего внимания, чем вражеский огонь. Однако, узнав о наступлении лорда Метуэна, все ожидали скорого снятия блокады. Суточный рацион составлял фунт хлеба, две унции сахара и полфунта мяса на человека. Однако на маленьких детях трагически сказался недостаток молока. В Ледисмите, Мафекинге и Кимберли были принесены в жертву сотни этих невинных душ.
25-е ноября стало для гарнизона красным днем календаря. Зная, что Метуэн близко, и они могут ему помочь, защитники Кимберли провели вылазку. Атака сводного отряда Легкой Конницы и Капской Полиции была проведена блестяще. Около сорока человек взяли штурмом артиллерийскую позицию противника, потеряв при этом всего четверых. Как доказательство победы британцы привели назад тридцать три пленника, но бурское орудие, как всегда, успело улизнуть. В этом замечательном предприятии Скотт-Тернер получил ранение, которое, однако, не помешало ему тремя днями позже возглавить еще одну вылазку. В этот раз дело закончилось катастрофой. В современной войне, за вычетом исключительных обстоятельств, шансы на успех атакующего и обороняющегося явно не равны. Гарнизону стоит воздерживаться от атак укреплений противника - истина, которую постиг и Баден-Пауэлл у Гейм-Три-Хилл. А произошло следующее - после временного успеха британцы были отброшены ожесточенным огнем "Маузеров", при этом потеряв двадцать одного человека (в том числе и неукротимого Скотт-Тернера) убитыми и еще двадцать восемь бойцов ранеными. Все потери пришлись на колониальные войска. Империя может с гордостью отметить, что люди, за которых она сражалась, своим мужеством и преданностью доказали, что стоят принесенных Британией жертв.
И вновь потянулись монотонные дни осады. Вместе с уменьшением рациона таяли и надежды. Но 10-го декабря за кольцом блокады, у самого южного горизонта, в синем африканском небе заиграла маленькая золотая искорка. Это в лучах солнца блестел воздушный шар колонны Метуэна. На следующий день глухое ворчание далеких орудий показалось жителям города сладчайшей музыкой. Но дни шли, а ничего не менялось, и лишь через неделю они узнали о кровавой магерсфонтейнской неудаче. Это означало, что помощь вновь откладывается на неопределенное время. С войсками Метуэна установили связь гелиографом, и сохранилось документальное свидетельство, что в первом послании, долетевшем с юга, спрашивалось о количестве лошадей. С непостижимой глупостью этот факт приводится как пример легкомыслия и некомпетентности наших военных. Настоящий смысл вопроса заключался в проверке, действительно ли разговор велся с гарнизоном, а не с противником. Следует признать, что в городе нашлись несколько чрезвычайно скандальных и неразумных людей.
Новый Год застал Кимберли с уменьшенным до четверти фунта мяса на человека пайком, и ухудшившимся здоровьем горожан. Однако всех остро занимала попытка построить в мастерских кампании "Де Бирс" орудие, способное достойно отвечать противнику. Этот замечательный образец пушки, создаваемый американцем по фамилии Лабрам с помощью специально изготовленного оборудования и книг, найденных в городе, воплотился в виде 28-фунтового нарезного орудия, оказавшегося одной из самых эффективных артиллерийских систем. С мрачным юмором на снарядах нацарапали сердечный привет от мистера Родеса - превосходный ответ на широко известные угрозы противника в случае пленения доставить его в Преторию в клетке.
Буры, почувствовав силу неожиданно объявившегося орудия, некоторое время старались держаться подальше, пока не приготовили свой ответ. 7-го февраля гигантский "Крезо", способный посылать 96-ти фунтовые снаряды, открыл огонь с Каферсдама, расположенного в четырех милях от центра города. Снаряды, следуя порочному примеру германцев (в 1870 году), обрушились не на укрепления, а на густонаселенный город. День и ночь огромные бомбы рвались в Кимберли, разрушая дома, иногда калеча или убивая их обитателей. Несколько тысяч женщин и детей укрыли в освещенных электричеством шахтных штольнях, обеспечив им относительный комфорт и безопасность. Совершенно неожиданно бурам удалось взять реванш. По невероятному стечению обстоятельств, одной из немногих жертв их большой пушки стал гениальный Лабрам - конструктор 28-ми фунтового орудия. Но еще невероятнее кажется факт, что вскоре от английской пули, выпущенной с очень большой дистанции, погиб Леон - человек, ответственный за доставку бурского "Большого Крезо".
Описывая осаду Кимберли историк вынужден довольствоваться скучным отчетом, ибо сам ход событий лишен ярких красок. Даже термин "осада" в данном случае не совсем правильно отражает суть происходившего, куда правильнее будет говорить о блокаде. Однако, независимо от терминов, обитатели города испытывали большое беспокойство, и, хотя перспектива капитуляции никогда не обсуждалась, самые нетерпеливые начали выражать недовольство задержкой в приходе освободительной армии. Только впоследствии прояснилось, насколько эффективно Кимберли играл роль приманки, пока армия готовилась к решительному разгрому противника.
Наконец великий день настал. Сохранились воспоминания о волнующей встрече конного разъезда защитников и авангарда освободителей. Это событие оказалось неожиданностью и для друзей, и для врагов. 15-го февраля стычка между Кимберлийской Легкой Конницей и бурами была в самом разгаре, когда новый отряд всадников, неопознанный ни одной из сторон, появился на равнине и открыл огонь по бюргерам. Один из незнакомцев подскакал к кимберлийскому патрулю:
- Что, черт возьми, значат буквы K.L.H. на ваших погонах? - спросил он.
- Это означает "Кимберлийская Легкая Конница". А кто вы?
- Я Новозеландец.
Маколей (английский историк) в своих самых фантастических рассуждениях о будущем Новозеландца (которым он многократно предавался), никогда не рисовал его во главе освободительной армии, снимающей осаду с британского города в сердце Африки.
Обитатели Кимберли, высыпав на улицы, пристально вглядывались в гигантское облако пыли, растущее в юго-восточной части горизонта, пытаясь угадать, что таит в себе эта накатывающаяся на них рыжая стена. По мере приближения огромного вала надежда в сердцах то и дело сменялась страхом. Не в одной голове мелькала мысль, что это идет армия Кронье. Но, наконец, завеса пыли истончилась, и показалась огромная масса всадников. Бесконечные ряды гусар и улан. Солнечные лучи, играли на наконечниках пик, мерцали ножны. На флангах, где пыль была гуще всего, угадывались батареи конной артиллерии. Изможденные, измученные, преодолевшие сотню миль всадники и спотыкавшиеся, загнанные лошади, увидев широко раскинувшийся перед ними долгожданный город, словно обрели второе дыхание и устремились к ликующей толпе горожан, заполнив воздух стуком копыт, бряцаньем оружия и грохотом орудийных колес. Под восторженные приветствия и слезы радости Френч въехал в Кимберли, а его люди разбили лагерь за городом.
Чтобы рассказать, как готовили и выпускали эту неудержимую стрелу, автор вынужден вернуться к началу месяца. В то время Метуэн и его люди все еще стояли лицом к лицу с засевшими в траншеях бюргерами Кронье, который, не обращая внимания на периодические артиллерийские бомбардировки, удерживал позиции между Кимберли и освободительной армией. Френч, передав руководство операциями у Колесберга Клементсу, отправился в Кейптаун для обсуждения дальнейших планов с Робертсом и Китченером. Оттуда они втроем выехали на Моддер-Ривер, которая с очевидностью напрашивалась на роль базы операций, спланированных с большей тщательностью, чем все предпринятые ранее.
В самом начале февраля, для отвлечения внимания буров от грозы готовой обрушиться на левый фланг, на крайнем правом фланге Кронье британцы предприняли убедительную демонстрацию, увенчавшуюся жаркой схваткой. Ударная группа включала Горную Бригаду, два эскадрона 9-го Уланского, 7-ю роту Королевских Инженеров и 62-ю батарею. Во главе этих сил стоял знаменитый Гектор Макдоналд. "Боевой Мак", как прозвали его солдаты, поступил в полк рядовым, прошел все ступени - капрал, сержант, капитан, майор, полковник и теперь, все еще в расцвете сил, ехал во главе бригады. Сухопарый, угловатый шотландец с широким лицом и бульдожьей челюстью, он преодолевал кастовость и заведенный порядок службы британской армии с упорством бойцовой собаки, пугавшим и дервиша, и бура. Холодный ум, крепкие нервы и горячее сердце сделали его идеальным пехотным командиром. Свидетели, наблюдавшие, как Макдоналд управлял своей бригадой в критический момент Омдурманского боя, рассказывали, что это было одним из лучших эпизодов битвы. В бою он говорил на родном наречии, грубоватым, резким, простым языком, успокаивавшим и поддерживавшим северного солдата. Таков был человек, прибывший из Индии на место несчастного Ваухопа и сумевший поднять дух доблестной, но жестоко пострадавшей бригады.
Четыре батальона пехоты ("Блэк Уотч", Аргайлцы и Сазерлендцы, Сифортцы, Горная Легкая Пехота) покинули лагерь лорда Метуэна в субботу, 3-го февраля, и, заночевав у Фрасерс-Дрифт, на следующий день выступили к Коодоосбергу. День выдался очень жарким, переход чрезвычайно тяжелым, и много людей выбыло из строя, некоторые - навсегда. Дрифт (брод) никем не охранялся и был без проблем захвачен Макдоналдом. После развертывания лагеря на южном берегу реки, через брод выслали несколько сильных партий, поставив им задачу закрепится на Коодоосберге и нескольких примыкающих к нему копи, лежавших три четверти мили северо-западнее дрифта и являвшихся ключом позиции. В отдалении были замечены разведчики буров, спешащие в главный лагерь с новостями о прибытии британцев.
Эффект от их донесений обозначился ко вторнику (6-го февраля), когда было замечено сосредоточение буров на северном берегу реки. На следующее утро бюргеры собрали достаточно много людей и начали атаку на гребень холма, удерживаемый Сифортцами. Макдоналд бросил в бой две роты "Блек Уотч" и две роты Хайлендерской Легкой Пехоты. Буры великолепно использовали 7-ми фунтовую горную пушку, а их ружейный огонь, принимая во внимание, что наши люди использовали надежные укрытия, был чрезвычайно метким. Бедный Тайт ("Блек Уотч"), хороший спортсмен и отважный солдат, еле оправившийся от одной раны, получил другую. "На этот раз они меня достали", - были его последние слова. Блейру (Сифортцы) шрапнельной пулей перебило сонную артерию, он пролежал под огнем несколько часов, и все это время солдаты его роты, сменяя друг друга, пережимали артерию. Но наша артиллерия вынудила замолчать орудие противника, а пехота легко сдерживала его стрелков. Бабингтон с кавалерийской бригадой, в 1.30 прибыв из лагеря, двинулся вдоль северного берега реки. Зная, что люди и лошади устали после трудного перехода, войска Макдоналда все же надеялись, что они смогут обойти буров и захватить или их самих, или орудие. Но всадники, очевидно, не прочувствовали сложившуюся ситуацию или не увидели возможности нанести решительный внезапный удар. Акция завершилась вяло, и буры вышли из боя никем не преследуемые. В четверг, 8-го февраля, британцы увидели, что противник отходит, но в тот же вечер наши войска также получили приказ возвращаться. Публика дома испытывала чувство удивления и разочарования, не понимая, что, приковав внимание противника к правому флангу, колонна полностью выполнила поставленную перед ней задачу. Они не могли там оставаться, поскольку войска требовались для предстоящих больших операций. 9-го числа бригада вернулась, 10-го ее лично поздравил лорд Робертс, а 11-го были отданы распоряжения, которые не только предопределили освобождение Кимберли, но и подготовили мощный удар по бурам, от которого они так и не смогли оправиться.
Маленький, смуглый, с морщинистым лицом, прищуренными глазами, всегда бодрый лорд Робертс, несмотря на свои шестьдесят семь лет, сумел сохранить энергию молодости. Ведя активную жизнь на открытом воздухе в Индии, мужчины сохраняют способность сидеть в седле, в то время как в Англии в подобном возрасте они могли рассчитывать лишь на кресла своих клубов. Любой, кто видел жилистую фигуру и живую походку лорда Робертса, с трудом верил, что он провел сорок один год службы в местах, которые обычно из-за климата считаются нездоровыми. Будучи в возрасте, он сохранил привычку к воинским упражнениям, и русский путешественник упоминал в записках, что больше всего в Индии его удивил старый командующий армией, летящий на коне с пикой наперевес и берущий препятствия с ловкостью тренированного кавалериста. Хотя уже в дни молодости, во время Мятежа, он продемонстрировал неудержимую энергию настоящего солдата, только в ходе Афганской войны 1880 года Робертсу представилась возможность доказать, что ему свойственны гораздо более редкие и ценные качества - способность быстро принимать решения и твердо им следовать. В переломный момент войны он и его армия словно растворились, а затем эффектно явились взору публики как победители в трехстах милях от места исчезновения.
Не только как солдату, но и как человеку лорду Робертсу были присущи замечательные черты. Он в превосходной степени обладал магнетическими качествами, вызывавшими не просто уважение, а настоящую любовь у тех, кто с ним сталкивался. Используя выражение Чосера, можно сказать, что он "совершенный благородный рыцарь". Солдаты и офицеры испытывали к нему чувство личной привязанности, подобного которому бесстрастная Британская Армия вряд ли испытывала к кому-либо еще из своих лидеров. Его рыцарская учтивость, безупречный такт, дружелюбие, бескорыстие и неустанная забота о солдате внушали любовь простым верным натурам, следовавшим за ним с такой же непоколебимой преданностью, с какими "Ворчуны" Старой Гвардии шли за Великим Императором. Многие опасались, что для Робертса, подобно другим военным, донга и копи Южной Африки станут могилой и надгробием репутации, но он, напротив, последовательно демонстрировал такой стратегический размах и понимание эффективности маневров, связанных между собой одним замыслом и проводимых на гигантском пространстве, что удивил даже самых ревностных своих почитателей. Во вторую неделю февраля силы Робертса были готовы, и последовала молниеносная серия ударов, поставившая буров на колени. Здесь мы опишем лишь подвиг превосходной кавалерийской группировки, которая, после рейда в сотню миль, возникла из рыжего облака пыли и смела буров с позиций вокруг Кимберли.
Чтобы ударить неожиданно, лорд Робертс не только предпринял убедительную демонстрацию у Коодоосдрифта, на фланге бурской линии обороны, но и отвел главные силы почти на сорок миль южнее, перебросив их по железной дороге к Белмонту и Энслин. Степень секретности была такова, что даже командиры не представляли, куда отправляются их подразделения. Кавалерия, отобранная у Френча под Колесбергом, уже прибыла к месту сбора, совершив марш до Нааувпорта, а оттуда доставленная поездами. Она включала Карабинеров, Уланов из Нового Южного Уэльса и Иннискиллингцев, сводный полк Гвардейской Кавалерии, 10-й Гусарский, конную пехоту и две батарей Конной Артиллерии - всего около трех тысяч клинков. К ним добавились 9-й и 12-й Уланские полки с Моддер-Ривер, 16-й Уланский из Индии, "Серые Шотландцы" (с начала войны патрулировавшие Оранжевую Реку), Римингтонские Скауты и две бригады конной пехоты под командованием полковников Ридли и Хеннея. Войска последнего из упомянутых офицеров по пути к месту сбора имели жаркую схватку, в которой потеряли пятьдесят-шестьдесят человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Артиллерию усилили пятью дополнительными батареями Конной Артиллерии, доведя общее количество орудий до семи батарей. В состав отряда также включили понтонную секцию Королевских Инженеров. Теперь общая численность формирования возросла до пяти тысяч. В ночь на воскресенье 11-го февраля эти внушительные силы сконцентрировались в Рамдаме (двадцать миль северо-восточнее Белмонта) и приготовились к выступлению. В два часа ночи в понедельник 12-го февраля прозвучала команда начать движение, и длинная извилистая линия всадников-призраков потянулась через окутанный тьмой вельд. Топот тысяч копыт, бряцанье стали, громыхание орудийных колес слились в один глубокий низкий гул, подобно шуму волн, накатывающихся на галечный берег.
Между Френчем и Кимберли лежали две реки - Риит и Моддер. К рассвету 12-го голова его колонны достигла Ватервал-Дрифт, который, как выяснилось, оборонялся отрядом буров с одними орудием. Оставив небольшое подразделение для демонстрации, Френч повел своих людей через Декиелс-Дрифт, выше по течению, и выбил противника с позиции. Этот большой отряд буров пришел из Якобсдаля, и, немного запоздав с занятием позиции, не смог оказать сопротивление при переправе. Подойди мы на десять минут позже, и дело могло принять серьезный оборот. Ценой небольших потерь Френч удержал оба берега брода, но только к полуночи вся длинная колона переправилась через реку и стала биваком на северном берегу. Наутро наши силы несоизмеримо выросли благодаря прибытию еще одного всадника. Это был сам лорд Робертс, прискакавший проводить войска в поход. Его сухая, подтянутая фигура и лицо, словно вырезанное из красного дерева, воспламеняли дух и внушали уверенность в успехе предприятия.
Переход второго дня (13-го февраля) был довольно сложной военной операцией. До Моддер-Ривер войскам предстояло пройти тридцать долгих безводных миль, а после этого, возможно с боем, овладеть бродом. Стояла невыносимая жара. Весь долгий день с безоблачного неба палило безжалостное солнце. Единственной тенью, укрывавшей солдат, служила ими же поднимаемая туча пыли. Вокруг простиралась бескрайняя сухая равнина, иногда вздувавшаяся каменистыми холмами. Иногда, на большом отдалении угадывались чужие всадники - это разведчики буров с изумлением наблюдали за движением огромной массы войск. Раз или два эти люди собирались вместе, и на нашем левом фланге слышались выстрелы, но гигантская волна, продолжая катится вперед, уносила их за собой. В безлюдной пустыне встречались лишь стада пестрых газелей-антидорок да серых антилоп, летевших по равнине или глазевших с изумлением (из которого охотник всегда сможет извлечь выгоду) на необычный спектакль.
Весь день гусары, драгуны, уланы скакали по высохшему вельду, пока люди и лошади не начали изнемогать от жары и усталости. Войска двигались фронтом шириной около двух миль. Каждый полк развернулся в две линии, и гигантская туча всадников, скакавших по бесконечной пустынной равнине, несомненно, являла собой величественное зрелище. Справа вельд был охвачен огнем, и черный дым от пылавшей травы накрыл фланг. Безжалостные солнечные лучи сверху и жар, исходивший от земли, были невыносимы. Артиллерийские лошади прямо в упряжках падали и умирали от полного истощения. Люди, молчаливые, с пересохшими глотками, но сохранившие присутствие духа, напряженно всматривались в игравшие на горизонте миражи, надеясь уловить первый отблеск Моддера. Наконец, когда солнце уже клонилось к западу, вдали мелькнула тонкая зеленая линия - кустарник, обрамлявший берега этой злополучной реки. Близость воды придала сил, и кавалерия, стремясь захватить брод, рванулась вперед, а из груди майора Ремингтона, исполнявшего тяжелую обязанность проводника, вырвался вздох облегчения. Он убедился, что действительно вывел войска в намеченную точку.
Основой всего маневра являлась скорость - намеченной цели следовало достичь до того, как противник успеет собрать силы для отпора. От этого зависело, сколько буров будет их поджидать на том берегу - пять сотен или пять тысяч. Можно представить, с каким напряжением Френч следил за своим первым полком, спускавшимся к Клип-Дрифту. Если буры заметили его маневр и перебросили сюда несколько 40-фунтовых орудий, то переправа через реку дастся ценой больших потерь. (Не очень понятно, о каких орудиях идет речь. У "Крезо" вес снаряда 94 фунта, вероятно, имеются в виду "крупповские" 120-мм гаубицы артиллерии Трансвааля с весом снаряда 35 фунтов, но их присутствие на этом участке кажется сомнительным). Но в этот раз мы их полностью переиграли. Френч пришел на Моддер одновременно с новостями о его продвижении, и Бродвуд с уланами 12-го полка устремился к броду. Небольшой бурский отряд бросился в бега, оставив свои вагоны и припасы победителям. В ночь на 13-е Френч крепко удерживал брод, а ранним утром кофейного цвета вода уже вовсю летела из-под конских копыт и орудийных колес.
Конники Френча вышли на линию главных позиций буров, но нанесли удар по крайнему левому флангу. Правый фланг, благодаря демонстрации у Коодоос-дрифта, отстоял на пятьдесят миль. Вполне естественно, что имевшимися силами буры едва прикрывали такой растянутый фронт и надежно удерживали лишь центральную позицию у Магерсфонтейна. Но, видя, что Метуэн все еще стоит напротив, Кронье не мог ослабить центральный участок. В любом случае Клип-Дрифт располагался в двадцати пяти милях от Магерсфонтейна. Но среду (14-го февраля) буры на левом крыле смогли собраться в какое-то подобие группировки и пытались остановить победное продвижение нашей кавалерии. В тот день британцам пришлось задержаться на Клип-Дрифт, ожидая подхода пехоты Келли-Кенни, которой планировалось передать захваченный брод. Весь день небольшие отряды буров занимали позицию между колонной и Кимберли.
На следующее утро кавалерия возобновила движение. До города оставалось еще сорок миль, а впереди находился враг, силу которого никто не знал. Через четыре мили Френч наткнулся на позиции бюргеров - два холма с длинным низким перешейком между ними. Противник открыл ожесточенный ружейный огонь, поддержанный артиллерией. Но Френч не только не остановился, он даже не замедлил движения. Совершенно не обращая внимания на огонь, кавалерия волна за волной неслась через низкий перешеек и вдоль подошвы холмов. Бурские стрелки на копи могли наблюдать великолепное зрелище, редко выпадающее на современной войне - в развернутых порядках полк за полком, с 9-м Уланским во главе, галопом неслись по равнине и проскакивали через седловину. На земле остались лежать около двух десятков лошадей и с десяток людей, но, преследуя противника, британцы зарубили около сорока-пятидесяти буров. Похоже, это был один из немногих случаев, когда такое устаревшее и абсурдное оружие как клинок, оказалось для своего владельца чем-то большим, чем мертвый груз.
Теперь дорога перед кавалерией была открыта, поскольку никакие отряды, высланные противником от Магерсфонтейна, не успевали ее перехватить. Лошади, за четыре дня прошедшие сотню миль без достаточного количества пищи и воды, были настолько истощены, что обычным зрелищем стал кавалерист, не просто бредущий пешком, чтобы лошади было легче, но и несущий на себе часть поклажи или седло. Но, несмотря на крайнюю усталость, войска продолжали идти вперед, пока после полудня в отдалении не показалось то, что они искали. На рыжей равнине, угадывались кирпичные стены и рифленые крыши Кимберли. Буры, осаждавшие город, расступились перед британцами, и этой ночью, 15-го февраля, освободительная колонна стала бивуаком на равнине в двух милях от околицы, а Френч со штабом въехал в спасенный город.
Южноафриканская война была безжалостна к кавалерии, действия которой повсюду затруднялись природой местности и тактикой противника, и этот род войск предоставил меньше всего возможностей отличиться. Служба в разведке или патрулирование - одна из самых тяжелых, выпадающих на долю солдата, но, по самой природе, она не находит своего хроникера. Военный корреспондент, подобно Провидению, обычно следует за большими батальонами, и ни в какой другой кампании не осталось так много неотмеченного героизма, обыденных подвигов пикетов и конных патрулей, не попавших на полосы газет. Обращаясь же к большим операциям, трудно доказать, что кавалерия, как таковая, оправдала свое существование. По мнению многих, в будущем кавалерия, как род войск, будет преобразована в конную пехоту. Не требуется больших усилий, чтобы превратить наших кавалеристов в великолепных стрелков. Это доказал Магерсфонтейн, где уланы 12-го полка, спешившись по команде своего полковника, лорда Эрли, все утро отражали опасную фланговую атаку противника. Небольшое обучение использованию укрытий на местности, обмотки взамен сапог и винтовка вместо карабина даст нам внушительную силу в двадцать тысяч человек, способную делать все, что делает наша кавалерия и гораздо больше сверх того. Несомненно, на этой войне в некоторых случаях, например, при Колесберге или Даймонд-Хилл, можно сказать: "Здесь наша кавалерия хорошо поработала". Да, они отличные ребята на отличных лошадях, и от них должно ожидать хорошей работы. Но поклоннику кавалерии должно привести примеры, где кавалерия сделала что-либо недоступное конной пехоте (равной численности, равной храбрости, имеющей равноценный конский состав). Только тогда право кавалерии на дальнейшее существование будет доказано. Урок и Южноафриканской и Американской гражданской войны показывает, что солдат будущего - это всадник, хорошо обученный сражаться в пешем строю.
Еще несколько слов, как дополнение к этим коротким зарисовкам осады и освобождения Кимберли. Большое удивление вызвал факт, что гигантское орудие с Камферсдама, орудие, весящее много тонн, перевозимое воловьей упряжкой со скоростью не более двух-трех миль в час, ускользнуло от нашей конницы. Это действительно удивительное событие следует рассматривать не как пример бездеятельности наших командиров, а скорее, как прекрасный образец упорства и цепкости буров, проявлявшихся в ходе всей войны. Как только Кекевич убедился в снятии блокады, он собрал всех свободных людей и поставил перед ними задачу попытаться захватить орудие. Оно уже снялось с позиции и уходило в тыл под прикрытием сильного оборонительного рубежа у Дронфилда, удерживаемого стрелками и легкой артиллерией. Поняв, что не сможет прорвать оборону бюргеров, Мюррей, командир британского отряда, остановился перед противником. Следующим утром (в пятницу), в три часа, измученные люди и кони Френча получили то же задание. Но буры все еще упорно удерживали Дорнфилд, и их позиция была слишком сильна для лобовой атаки и слишком протяженна, чтобы обойти ее с фланга на истощенных лошадях. Только к ночи буры вышли из отлично проведенной арьергардной акции, оставив в руках Капской Полиции одну легкую пушку, но обеспечив такую фору своему тяжелому орудию, что Френч, имевший перед собой более важные цели, отказался от преследования.
Глава 19 ПААРДЕБЕРГ
Операция лорда Робертса, подготовленная с удивительной секретностью и проведенная чрезвычайно энергично, ставила перед войсками две отдельные задачи, каждую из которых удалось выполнить. Первая: кавалерии превосходящими силами обойти позиции буров и снять осаду с Кимберли (судьба этой экспедиции уже нами описана). Вторая: пехоте, следуя по пятам кавалерии и удерживая все, что та захватила, закрепиться на левом фланге Кронье, прервав его связь с Блумфонтейном. Эта часть операции будет изложена ниже.
Что касается пехоты, то генерал Робертс собрал весьма внушительные силы. Гвардейцев под командованием Метуэна он оставил сдерживать буров у Магерсфонтейна. С Метуэном остались и солдаты, сражавшиеся в 9-й бригаде во время всего похода (1-й батальон Нортумберлендских Фузилеров, 2-й батальон Йоркширской Легкой Пехоты, 2-й Нортхемтонцев и одно крыло Королевского Северно-Ланкаширского). Эти войска получили задачу приковать к себе внимание Кронье.
Оставалось еще три пехотные дивизии, одну из которых (9-ю) сформировали на месте:
6-я дивизия (Келли-Кенни) 12-я бригада (Нокс) - батальон Оксфордской Легкой Пехоты, 2-й батальон Глостерцев, Вест-Райдингцы и "Баффс". 18-я бригада (Стефенсон) - Эссекцы, Улэьсцы, Уорикцы и Йоркцы.
7-я дивизия (Такер) 14-я бригада (Чермсайд) - Шотландские Пограничники, Линкольнцы, Хемпширцы и Норфолкцы. 15-я бригада (Уэйвелл) - Северные Стаффордцы, Чеширцы, Южно-Уэльсские Пограничники и Восточно-Ланкаширцы.
9-я дивизия (Колвил) Хайлендерская бригада (Макдоналд) - "Блэк Уотч", Аргайлцы и Сазерлендцы, Сифортцы и Хайлендерская Легкая Пехота. 19-я бригада (Смит-Дорриен) - Гордонцы, Канадцы, Шропширская Легкая Пехота и Корнуоллская Легкая Пехота.
Этим войскам придали два дивизиона артиллерии: один (18-я, 62-я и 75-я батареи) под командованием полковника Халла, второй (76-я, 81-я и 82-я батареи) под командованием полковника МкДоннелла. Кроме того, имелась батарея гаубиц и морской контингент (четыре 4,7-ми дюймовых и четыре 12-ти фунтовых орудия) под началом капитана Бердкрофта с "Филомел". Впоследствии, с прибытием Гвардейцев и дополнительной артиллерии, мощь группировки еще больше возросла. Войска же, выступившие в понедельник, 12 февраля, насчитывали приблизительно двадцать пять тысяч пехотинцев и восемь тысяч кавалеристов плюс 98 орудий - огромная армия для действий в бедной провиантом и почти безводной стране. Позади боевых колон, под рев животных и скрип колес, тянулись семь сотен вагонов влекомых одиннадцатью тысячами мулов и волов, собранные и подготовленные организационным гением лорда Китченнера.
Войска концентрировались у Рамдама. Кавалерия выдвигалась своим ходом, а пехота по железной дороге до Белмонта или Энслина. В понедельник 12-го февраля выступили всадники, а во вторник за ними устремились пехотинцы. Первым делом следовало занять позицию на фланге Кронье. С этой целью 6-я дивизия (Келли-Кенни) и 9-я (Колвила) были брошены вперед и 15-го февраля (четверг) подошли к Клип-Дрифт на Моддере, сменив кавалерию, ушедшую оттуда утром. Стало ясно, что нельзя оставлять Якобсдаль на нашем левом фланге в руках врага, поэтому 7-я дивизия (Таккера) свернула в сторону и атаковала город. После горячей стычки бригада Уэйвелла им овладела. Особо примечателен факт, что Имперские Волонтеры Сити, впервые оказавшиеся под огнем, держали себя с достоинством своих предков - старых трейнбендов (милиционные отряды, созданные Джеймсом І). Потеряв двух человек убитыми и двадцать ранеными, мы впервые прочно закрепились в одном из вражеских городов. Там, в превосходном германском госпитале, мы обнаружили тридцать или сорок наших раненых.
В четверг 15-го февраля, после полудня (уйдя утром с Клип-Дрифт), наша кавалерия энергично двигалась на Кимберли. У Клип-Дрифт осталась 6-я дивизия Келли-Кенни, южнее у Вегдрааи расположилась 9-я дивизия Колвила, в то время как 7-я дивизия приближалась к Якобсдалю. В целом британские силы вытянулись в линию протяженностью сорок миль. Вечернее солнце увидело освобождение Кимберли и взятие Якобсдаля, но оно же стало свидетелем захвата бурами одного из наших конвоев. Великолепный удар, расчетливо нанесенный по самому уязвимому нашему месту.
Так и не ясно, откуда пришел отряд буров, появившийся в тылу британцев. Похоже, это была группа, участвовавшая в стычке с конной пехотой Хеннея, когда та двигалась от Оранжевой Реки к месту сбора у Рамдама. Совокупность фактов свидетельствует, что буры пришли не от Колесберга или какого-либо другого отдаленного места, а скорее были отрядом под командованием Пита Де Вета, младшего из двух знаменитых братьев. Спустившись к Ватерфал-Дрифт (броду через Риит), бюргеры заняли линию копи (которые, как предположит всякий, нам следовало бы тщательно охранять), откуда открыли интенсивный ружейный и артиллерийский огонь по конвою, только что выбравшемуся на северный берег реки. За короткий промежуток времени они выбили множество быков, и сто восемьдесят фургонов встали. Конвой, везший фураж и провиант, не имел собственного охранения, но брод удерживала рота Гордонцев во главе с полковником Ридли и сто пятьдесят конных пехотинцев. Артиллерии у британцев не было. Определенно, эти силы были неадекватны задаче обеспечения безопасности наиболее уязвимого и жизненно важного участка линии снабжения сорокатысячной армии. Первоначально буров было около пяти-шести сотен, но они занимали очень сильную позицию. С другой стороны, они не имели достаточного численного превосходства, чтобы покинуть убежище и смять британцев, залегших цепью между вагонами и противником, и ведущих непрерывный эффективный огонь. Британским огневым рубежом командовал настоящий солдат - капитан Хед (Восточные Ланкаширцы). Ни он, ни его бойцы не сомневались, что смогут сдерживать врага столько, сколько потребуется. Во второй половине дня к бурам постоянно подходили свежие силы, но вернувшаяся Конница Китченера и полевая батарея восстановили равновесие. К вечеру баланс сил изменился в пользу британцев, поскольку на сцене появился Таккер со всей 14-й бригадой, но пока обсуждался вопрос об атаке, от лорда Робертса пришел категоричный приказ бросить конвой и вернуть войска.
Если лорд Робертс нуждается в оправдании этого решения, то дальнейший ход событий его предоставил. Одна из военных максим Наполеона - концентрировать всю энергию на одной цели в одно время. Целью Робертса был обход и возможное окружение армии Кронье. Если бы он позволил бригаде ввязаться в арьергардный бой, план его кампании, основанный на быстроте движения, оказался бы нарушенным. Очень досадно потерять сто восемьдесят вагонов, но это означало лишь временные неудобства. План кампании был важнее, поэтому Робертс пожертвовал конвоем и торопил войска с выполнением главной задачи. Люди, так долго и упорно защищавшие конвой, покидали позиции с тяжестью на сердце и проклятиями на устах, но сегодня, надеюсь, лишь немногие из них оспаривают мудрость той жертвы. Наши потери в этом деле составили пятьдесят-шестьдесят человек убитыми и ранеными. Буры не смогли вывезти добычу и, в конце концов, раздали ее местным фермерам. Когда британские войска вновь проходили через эти места, они изъяли потерянные запасы. Еще одна неудача постигла нас днем ранее, когда рота "Е" Конницы Китченера, охранявшая колодец, потеряла пятьдесят человек.
Но уже близились великие события, затмившие печальные инциденты, неизбежные в войне, ведущейся на бесконечных просторах против мобильного и предприимчивого противника. Почувствовав затягивавшуюся вокруг него сеть Кронье забеспокоился. Неукротимый боец, затративший столько сил на превращение линии копи в неприступную крепость, должно быть, с болью в сердце бросал надежные траншеи и стрелковые ячейки. Но он был не только упорным, но и опытным воином, который, как и все буры, больше всего опасался окружения - инстинкт, унаследованный от предков, сражавшихся верхом против пешего противника. Если бы вместо бездействия последних десяти недель Метуэн, сдерживая буров по фронту тонкой линией стрелков и пулеметами, бросил бы большую часть своих сил на Якобсдаль и на восток, он, возможно, добился бы тех же результатов. При появлении слухов об англичанах на фланге, Кронье, пытаясь восстановить коммуникации с Блумфонтейном, от которых зависело его снабжение, немедленно оставил прежние планы и позиции. С невероятной резвостью сворачивая правое крыло он одной огромной массой всадников, орудий и вагонов бросился в брешь между тылом британской кавалерии, спешащей к Кимберли, и головой британской пехоты у Клип-Дрифт. Еще оставалось достаточно пространства для прохода, и Кронье стремился к нему с яростной энергией дикого животного, рвущегося из западни. Часть его сил с тяжелыми орудиями ушла на Варрентон, обогнув Кимберли с севера, многие фристейтеры вернулись на свои фермы. Остальные, численностью около шести тысяч человек (в основном трансваллеры), изо всех сил пытались улизнуть из британских объятий.
Отход начался ночью 15-го февраля, и будь он осуществлен чуть быстрее, то, возможно, завершился бы прежде, чем мы о нем узнали. Но тяжелые вагоны задерживали движение, и утром в пятницу 16-го февраля гигантское облако пыли, ползущее в северной части вельда с запада на восток, сообщило нашим аванпостам у Клип-Дрифт, что армия Кронье почти ускользнула из наших рук. Лорд Китченер, командовавший в тот момент у Клип-Дрифт, немедленно пустил в преследование свою конную пехоту, в то время как бригада Нокса бросилась вдоль северного берега реки, пытаясь вцепиться в правый бок уходившей колоны. Буры совершили ночной марш в тридцать миль из-под самого Магерсфонтейна, волы, тащившие вагоны, требовали отдыха, поэтому Кронье не мог оторваться от преследователей, не пожертвовав орудиями и обозом.
Однако британцы гнались не за оленем, а скорее за матерым трансваальским волком, который то и дело, оборачиваясь, скалил зубы. Зрелище тянущихся вдалеке вагонов, крытых белой тканью, горячил кровь конных пехотинцев, побуждая Оксфордцев, "Баффс", Вес-Райдингцев и Глостерцев безостановочно скакать вдоль берега свежим, пропитанным ароматами трав, африканским утром. Но путь им преграждали копи, усеянные решительными бурами-допперами, и вожделенные вагоны можно было настичь, лишь переступив через трупы врагов. На англичан, спешащих по широкой равнине, внезапно обрушился ураган свинца. Длинная линия пехоты растянулась еще больше, охватывая фланг бурских позиций, и в очередной раз зазвучал жуткий дуэт "Маузеров" и "Ли-Метфордов". Вовремя подоспевшая 81-я батарея поспешила добавить свой басистый рев к их высоко звучащему хору. С великолепным расчетом Кронье держался максимально долго, а затем быстро отошел, заняв линию обороны двумя милями дальше, вновь преградив путь британцам. Весь день измученный, но решительный арьергард, сдерживал яростные атаки пехоты, и на закате дня вагоны все еще оставались недоступными. Следует помнить, что к северу от реки силы преследователей численно уступали преследуемым, таким образом, задерживая движение противника и давая время подойти британским войскам, бригада Нокса проделала отличную работу. Будь у Кронье хорошие советники или имей он больше информации, он, наверняка, пожертвовал бы орудиями и вагонами в надежде быстрым рывком через Моддер вывести армию из-под удара. Но, похоже, он недооценил как численность британцев, так и их энергию.
Ночью в пятницу, 16-го февраля, Кронье расположился на северном берегу Моддера, сохранив при себе все припасы и орудия, не имея перед собой противника, хотя бригада Нокса и конная пехота Хеннея следовали по пятам. Для того, чтобы сохранить связь с Блумфонтейном, Кронье требовалось пересечь реку. Река поворачивала к северу, и чем скорее он переправится, тем лучше. На южном берегу находились значительные силы британцев, и их очевидной стратегической задачей было стремительное движение вперед и блокада каждого брода, которым могли бы воспользоваться буры. Река текла меж очень высоких берегов, таких крутых, что вполне заслуживали именования маленьких утесов. Всадники, а еще меньше вагоны не имели шанса переправиться через Моддер в каком либо ином месте кроме тех, где за долгие годы люди и повозки пробили пологие спуски к мелководью. Поэтому британцы точно знали, какие места необходимо блокировать. От того, как будут использованы следующие несколько часов, зависел успех или провал всей операции.
Ближайший брод (Клипкрааль) располагался от Кронье на расстоянии 1-2 мили, затем шли Паардеберг-Дрифт и Волвескрааль-Дрифт, каждый приблизительно в семи милях один от другого. Реши Кронье преодолеть реку немедленно после боя, он мог бы воспользоваться Клипкраалем. Но люди, лошади и волы были истощены длинным двадцатичетырехчасовым маршем и боями. Он дал своим изнуренным солдатам несколько часов отдыха и затем, бросив семьдесят восемь вагонов, продолжил движение. Еще до рассвета он пошел к самому дальнему броду (Волвескрааль-Дрифт). Достигни он переправы раньше противника, его армия была бы спасена. Тем временем, после скоротечной ожесточенной схватки, которая в быстром потоке событий привлекла к себе меньше внимания, чем того заслуживала, на Клипкраале закрепились: "Баффс", Вест-Райдингцы и Оксфордская Легкая Пехота. Жарче всех пришлось Оксфордцам, потерявшим десять человек убитыми и тридцать одного раненными. Этот бой оказался не пустой тратой жизней, поскольку, маленькая по масштабу и едва упоминаемая в истории акция, в действительности стала одной из важнейших в кампании.
Боевой дух лорда Робертса передался его командирам дивизий, бригадирам, полковникам... Самый последний "Томми", устало бредя сквозь ночь, твердо верил, что в этот раз "Боб" наверняка поймает "старого Кронье". Конная пехота галопом прошла с севера на юг, перешла реку по Клип-Дрифт и прикрыла южную сторону Клипкрааля. Туда же подтянулась бригада Стефенсона (дивизия Келли-Кенни). Нокс, обнаружив поутру, что Кронье ушел, присоединился к ним, держась северного берега. Оставив Клипкрааль в надежных руках, конная пехота немедленно бросилась дальше и захватила южную сторону Паадеберг-Дрифт, куда тем же вечером прибыли Стефенсон и Нокс. Британцам оставалось блокировать Волвескрааль-Дрифт, но эту задачу уже выполнил человек, всегда великолепно исполнявший свой долг. Где бы ни оказался Френч, он все делал прекрасно, но венцом его славы стал бросок от Кимберли наперерез Кронье.
Читатель помнит о тяжелых испытаниях, выпавших на долю кавалеристов при освобождении Кимберли. Они прибыли туда в четверг на смертельно уставших лошадях. В три часа утра (пятница) они уже были на ногах, и две бригады из трех весь день, выбиваясь из сил, пытались взять Дронфилдские позиции. Когда в тот же вечер Френч получил приказ немедленно выступить из Кимберли и попытаться отрезать армию Кронье, он не стал ссылаться на невозможность исполнить приказ, как поступили бы многие командиры. Напротив, Френч взял всех людей, чьи лошади были способных двигаться (что-то около двух тысяч из колонны по меньшей мере в пять тысяч), и выступил через несколько часов. Он спешил всю ночь. Лошади падали и умирали под всадниками, но колонна продолжала идти вперед по темному вельду, освещаемому лишь бриллиантовыми россыпями звезд. По счастливой случайности или великолепному расчету они направлялись к единственному броду, все еще открытому для Кронье. К средине дня, в субботу, авангард буров был рядом с копи, контролировавшими брод. Но люди Френча, полные желания сражаться даже после тридцатимильного марша, пришпорили лошадей и на глазах у противника захватили позицию. Последняя дверь оказалась заперта. Перед Кронье встала альтернатива: или прорываться, оставив безопасные траншеи и сражаясь на условиях Робертса, или оставаться на прежней позиции, ожидая, пока британцы завершат окружение. Обнаружив, что отрезан Френчем и не имея ясного представления о силах британцев, он спустился к реке и занял длинный участок берега между Паардеберг-Дрифт и Волвескрааль-Дрифт, надеясь в дальнейшем пробиться на противоположную сторону реки. Так сложилась обстановка к ночи субботы, 17-го февраля.
В эту ночь британские бригады, шатаясь от истощения, но полные решимости наконец-то сокрушить неуловимого врага, стягивались к Паардебергу. Бойцам Хайлендерской Бригады, измученным тяжелейшим переходом по мягкому песку от Якобсдаля до Клип-Дрифт, придавало энергии слово "Магерсфонтейн". Оно словно вдохнуло в них свежие силы, и, передаваемое из уст в уста, позволило совершить еще один двенадцатимильный бросок к Паардебергу. На пятки Хайлендерам наступала 19-я бригада Смит-Дорриена (Шропширцы, Корнуоллцы, Гордонцы и Канадцы) - возможно, лучшая бригада во всей армии. Совершив бросок через реку, они заняли позицию на северном берегу. Старого волка обложили со всех сторон. С запада Хайлендеры оседлали южный берег, а Смит-Дорриен - северный. С востока дивизия Келли-Кенни стояла на южном берегу, а Френч со своими кавалеристами и конной пехотой на северном. Никогда бурский генерал не оказывался в более безнадежном положении. Он сам загнал себя в западню, из которой не осталось выхода.
Единственное, что в данной ситуации британцам не следовало делать, так это атаковать. Кронье занимал очень сильную позицию. Крутые берега реки служили великолепным укрытием для бурских стрелков. Кроме того, от русла отходили многочисленные донга, представлявшие собой восхитительные естественные траншеи. Атакуя с любой стороны, нашим войскам предстояло пересечь ровное пространство, шириной пятьсот-тысячу ярдов, где большое число атакующих лишь увеличивало размер потерь. От военного, а тем более гражданского лица требуется большая смелость, чтобы обсуждать операцию, проводившуюся под непосредственным руководством лорда Китченера, но общее согласие воззрений критиков придает вес выводу, который в качестве личного суждения мог бы показаться излишне категоричным. Не будь Кронье надежно блокирован, акцию с ее тяжелыми потерями можно было бы объяснить попыткой связать противника до завершения полного окружения. Но, кажется, ни у кого не вызывает сомнения, что буров уже окружили, и, как доказал опыт, чтобы добиться капитуляции нам следовало лишь поддерживать блокаду. Даже у величайших людей не все воинские таланты развиты в равной степени, поэтому, не пытаясь нанести обиду, можно заметить, что гениальность решений лорда Китченера непосредственно на поле боя пока не доказана в той же мере, как его предусмотрительность в роли организатора и его железная решимость.
Не касаясь вопроса ответственности, опишем дальнейший ход событий. Воскресным утром 18-го февраля мы предприняли атаку на оборонительные рубежи отчаянных стрелков, залегших в донга и укрывшихся за обрывистыми берегами реки. Британцы наступали со всех сторон, двигаясь по совершенно открытой местности. Повсюду царило ужасающе одинаковое забвение опыта, полученного британцами в жестоких уроках под Коленсо и на Моддер-Ривер. Мы определенно не нуждались в очередном доказательстве того, что уже было доказано со всей очевидностью - храбрость не способна справиться с укрытыми, добротно окопавшимися стрелками. Чем упорнее атака, тем тяжелее потери. По всему кольцу нашего атакующего фронта (бригада Нокса, бригада Стефенсона, Хайлендерская бригада, бригада Смит-Дорриена) дело обстояло одинаково скверно. Во всех случаях солдаты продвигались вперед, пока не вступали в тысячеярдовую зону действенного огня. Здесь град пуль или сбивал их с ног, или вынуждал залечь. Понимай они, что пытаются совершить невозможное, урон был бы не столь велик, но в благородном соперничестве люди различных батальонов продолжали делать короткие броски. Рота за ротой устремлялась к берегу реки, попадая под все более губительный огонь. На северном берегу бригада Смит-Дорриена (особенно Канадцы) отличилась неимоверным упорством, с которым она продолжала идти вперед. Корнуоллцы той же бригады рывком, вызвавшим всеобщее восхищение, почти достигли реки. Если горняки Йоханнесбурга когда-либо сомневались в боевых качествах шахтеров из Корнуолла, то полковая история этой войны развеет любые ложные слухи. Трусу не было места в бригаде Смит-Дорриена под Паардебергом.
Пока пехота несла потери от огня бурских стрелков, наши орудия (76-я, 81-я, 82-я полевые батареи и 65-я батарея гаубиц) обстреливали русло реки. Артиллерийский огонь, как всегда, доказал свою низкую эффективность против рассредоточенного и укрытого противника. Но, по меньшей мере, он отвлекал его внимание и делал стрельбу буров по открыто наступающей пехоте менее действенной. И сегодня, как во времена Наполеона, орудия производят скорее моральный, чем материальный эффект. Около полудня с севера вступила в бой конная артиллерия Френча. Дым и пламя поднимавшиеся из донга свидетельствовали, что некоторые из наших снарядов все же долетели до вагонов и горючих припасов противника.
Оборона буров устояла, но, в конце концов, противника удалось немного потеснить и сократить удерживаемый им участок реки. На северном берегу бригада Смит-Дорриена отвоевала значительный кусок земли. С другой стороны позиции Уэльсцы, Йоркширцы и Эссекцы бригады Стефенсона также отлично поработали, немного оттеснив буров вдоль берега. В высшей степени отважная, но безнадежная атака была предпринята полковником Хэннэем и отрядом конной пехоты на северном участке. Он и большинство его солдат получили по пуле. Среди раненых оказались генерал Нокс (12-я Бригада) и генерал МакДоналд (Хайлендеры). Полковник Алдворт (Корнуоллцы) погиб, ведя в атаку своих людей. Пуля попала ему в голову, когда он подымал своих земляков в атаку. Одиннадцать сотен убитых и раненых свидетельствуют о решительности нашей атаки и упорстве буров. Потери среди батальонов распределились следующим образом: восемьдесят у Канадцев, девяносто в Вест-Райдингском, сто двадцать у Сифортцев, девяносто у Йоркширцев, семьдесят шесть человек потерял Аргайл и Сазерленд, девяносто шесть "Блек Уотч", тридцать одного Оксфордширцы, пятьдесят шесть Корнуоллцы, сорок шесть Шропширцы. Числа подтверждают равную отвагу батальонов и особенную доблесть Хайлендерской Бригады. Возможно им достались не только вражеские пули, но и часть огня товарищей, атаковавших с другого берега реки. Военные авторитеты утверждают - после тяжелого поражения, для восстановления духа и стойкости, полку требуется несколько лет, но уже через два месяца после Магерсфонтейна мы видим, как неукротимые Хайлендеры, не дрогнув, испили кровавейшую чашу этого кровавейшего дня. И это после марша в тридцать миль, не имея времени отдохнуть перед боем. Да, они отступили, но ни одной надписью на лентах их знамени они не могут гордиться больше, чем словом "Паардеберг".
Что же мы получили взамен одиннадцати сотен потерянных бойцов? Мы сократили позицию, занимаемую бурами, с трех миль до двух. Это было хорошо. Чем плотнее они лежали, тем большую эффективность можно было ожидать от нашего артиллерийского огня. Но вполне возможно, что шрапнелью, не теряя ни одной жизни, мы могли добиться того же. Легко быть мудрым задним числом, но определенно можно утверждать, что в свете нашего предыдущего опыта акция у Паардеберга не стоила такой крови. Вечернее воскресное солнце все ниже клонилось к залитой кровью земле и переполненными полевыми госпиталями. Британские войска по-прежнему держали в тисках отчаянных буров, скрывавшихся среди ив и мимоз, окаймлявших рыжие обрывистые берега Моддера.
В ходе акции обнаружилось присутствие активных сил буров во главе с талантливым энергичным командиром южнее наших позиций. Возможно, это был отряд, захвативший конвой у Ватервала. Небольшая партия Конницы Китченера оказалась захваченной врасплох, и тридцать бойцов с четырьмя офицерами попали в плен. Много говорилось о превосходстве Южно-Африканских скаутов над скаутами регулярной британской армии, однако следует признать, что во многих случаях колониальным войскам, не уступавшим армейцам в отваге, не хватало именно тех качеств, которыми им следовало отличаться.
Неожиданная атака на наш кавалерийский пост могла иметь более серьезные последствия, чем может показаться, исходя из понесенных потерь. Буры овладели сильным копи, прозванным Китченер-Хилл, лежавшим на удалении двух миль юго-восточнее наших позиций. Бюргеры восхитительно осуществили этот стратегически важный маневр, открывая своим окруженным товарищам путь к отступлению. Если бы те пробились к этому копи, то, осуществляя оттуда арьергардное прикрытие, могли бы спасти, по меньшей мере, часть своей армии. Де Вет, если это был действительно он, командовал своим небольшим отрядом с рассудительной отвагой, характеризующей его как прирожденного лидера, каковым он в последствии и оказался.
Если положение буров в воскресенье было отчаянным, то к понедельнику оно стало безнадежным, поскольку утром на место событий прибыл сам лорд Робертс, а за ним, из Якобсдаля, вся 7-я дивизия Таккера. Наша артиллерия также значительно усилилась. Подошли 18-я, 62-я и 75-я полевые батареи с тремя 4,7-дюймовыми и двумя морскими 12-фунтовыми орудиями. Маленькую бурскую армию окружили тридцать пять тысяч человек с шестьюдесятью орудиями. Только низкая душа не восхитится высочайшей стойкостью, с которой держались отважные фермеры, и не присудит Кронье звание одного из самых твердых лидеров в современной военной истории.
Казалось, на мгновенье он заколебался. Утром в понедельник лорд Китченер получил от него послание с просьбой о двадцатичетырехчасовом перемирии. Ответ британцев был резко отрицательным. На что Кронье заявил: если мы столь бесчеловечны, что не позволяем даже захоронить мертвых, ему не остается ничего, кроме капитуляции. Британцы предложили бурам прислать парламентера, уполномоченного обсудить вопросы сдачи, но за это время Кронье передумал и с презрительным ворчанием вновь укрылся в своей норе. Стало известно, что в его лагере есть женщины и дети, и было отправлено предложение переправить их в безопасное место, но даже этот гуманный шаг был отвергнут. Причина последнего решения осталось загадкой.
План лорда Робертса был прост, эффективен и, главное, бескровен. Бригада Смит-Дорриена, имевшая в Западной армии репутацию, подобную репутации Ирландцев Харта в Натале, расположилась вдоль реки с западной стороны получив задачу постепенно, по мере представлявшихся возможностей, продвигаться вперед, используя для прикрытия овраги и промоины. Бригада Чермсайда занимала такую же позицию на востоке. Две другие дивизии и кавалерия стояли кольцом, сгорая от нетерпения, словно терьеры вокруг крысиной норы, в то время как безжалостные орудия весь день метали фугасы, шрапнель и лиддитные снаряды в русло реки. Там, среди растерзанных быков и мертвых лошадей, под палящим солнцем, уже сформировался очаг заразы, распространявший зловоние по всей округе. Время от времени часовые, стоявшие у реки, замечали среди кофейных завертей мчащегося потока труп бура, смытого с Голгофы. Мрачный Кронье - изменник Потчефструма, безжалостный правитель туземцев, поноситель британцев, стойкий победитель Магесфонтейна - наконец для тебя настал час расплаты!
В среду 21-го числа британцы, будучи уверены, что Кронье попался, развернулись против буров, засевших на холме к юго-востоку от брода. Было очевидно, что этот отряд, если его не отбросить, будет авангардом деблокирующей армии, которую противник мог собрать из-под Ледисмита, Блумфонтейна, Колесберга и других мест, куда наверняка отправились посыльные буров. Уже было известно о коммандо, оставивших Наталь, как только они услышали о вторжении британцев в Оранжевую республику. Противника на холме требовалось разгромить до того, как его силы возрастут. Эту задачу поручили кавалерии. Бродвуд с 10-м Гусарским, 12-м Уланским и двумя батареями начали обходить один фланг, в то время как Френч с 9-м и 16-м Уланскими, Гвардейской Кавалерией и двумя конными батареями охватил другой.
Тем временем кордон стянули еще туже, огонь усилился, став просто адским. Условия существования в этом ужасном месте ухудшились до того, что один лишь смрад должен был принудить защитников к сдаче. Под раскаты тропической грозы, в отблесках молний, под проливным дождем британцы ни на мгновение не теряли бдительность. Воздушный шар, висевший над головами, корректировал стрельбу артиллерии, усиливавшуюся с каждым днем. Мощь артогня достигла пика 26-го числа, с прибытием четырех 5-ти дюймовых гаубиц. Однако ни упрямый бур, ни его последователи не подали никакого знака. Еще глубже зарывшись в свои норы по берегам реки, большая часть их была недосягаема для наших снарядов, а треск бюргерских винтовок, отвечавших на попытки продвижения британских аванпостов, свидетельствовал, что траншеи противника как всегда бодрствуют. Однако у этой истории мог быть лишь один конец, и лорд Робертс, с восхитительной рассудительностью и терпением, отказывался торопить ход событий ценой солдатских жизней.
Две бригады, используя каждый шанс потеснить противника с востока или запада, вышли на дистанцию удара. В ночь на 26-е февраля было решено, что солдаты Смита-Дорриена попытают счастья. Передовые траншеи британцев к этому времени располагались в семистах ярдах от линий буров. Их занимали Гордонцы и Канадцы, последние располагались ближе к реке. Стоит обратить внимание на детали подготовки атаки, поскольку она, по меньшей мере, значительно приблизила успех кампании. Канадцам поступил приказ наступать, а Гордонцам оказывать поддержку. Шропширцы заняли позицию слева, чтобы фланговым ударом пресечь любую контратаку буров. Канадцы выступили ранним утром в темноте, до восхода луны. Первая шеренга держала винтовки в левой руке и каждый боец, вытянув правую, цеплялся за рукав следовавшего за ним товарища. Последняя шеренга, несла лопаты. Ближе всех к реке располагались две роты (G и H), за которыми шла 7-я рота Королевских Инженеров, несшая кирки и пустые мешки для песка. Длинная линия кралась сквозь черную как смоль темень, зная, что в любую минуту ночь может взорваться треском вражеского залпа, как перед Хайлендерами у Магерсфонтейна. Пройдено сто, двести, триста, четыреста, пятьсот шагов. Они знали, что уже приближаются к траншеям. Если двигаться достаточно тихо, можно внезапно выпрыгнуть прямо перед защитниками. Они крались шаг за шагом, моля о тишине. Услышат ли мягкую поступь люди, лежащие от них на расстоянии броска камня. В сердцах солдат уже начала зарождаться надежда, когда в ночной тиши раздался звонкий металлический грохот и глухой стук падающего тела. Грохот пустых банок! Они вошли в полосу колючей проволоки с развешанными на ней консервными банками. До траншей оставалось всего девяносто ярдов. В этот момент раздался одиночный винтовочный выстрел, и Канадцы бросились на землю. Их тела едва коснулись грунта, как линия протяженностью шесть сотен ярдов вспыхнула яростным огненным штормом. Звук летевших пуль напоминал шипение воды на гигантской раскаленной сковороде. В ужасных красных сполохах люди, вжавшиеся в землю и отчаянно ищущие хоть какое-нибудь укрытие, видели головы буров, то и дело мелькавшие над бруствером, и блестевшие в пламени выстрелов, стволы их винтовок. Факт что подразделение, беспомощно лежавшее под подобным огнем, избежало уничтожения - невероятнейшая вещь. Атаковать траншеи под ураганом свинца казалось невозможно, но и равно невозможно было оставаться на месте. Как только взойдет Луна, и их перестреляют всех до одного. Передовые роты, лежавшие на равнине, получили приказ отступать. Отходя, они понесли на удивление малые потери, но в конце столкнулись с неприятным осложнением. Неожиданно начав прыгать в траншеи, занимаемые Гордонцами, они наткнулись на штыки собственных товарищей. Младший офицер и двадцать человек получили удары штыками - к счастью, ни один из них не оказался очень серьезным.
Пока эти события разворачивались на левом фланге, дела на правом едва ли обстояли лучше. Стрельба повсюду временно прекратилась - очевидно, буры думали, что атакующие начали отходить. Не зная точно, чисто ли пространство перед маленьким подразделением, лежащим во второй линии (теперь состоявшей из перемешавшихся шестидесяти пяти Канадцев и Саперов), и оставили ли буры свои траншеи, капитан Саперов Бойле пополз вперед вдоль берега реки и наткнулся на капитана Стайрса с десятью Канадцами. Эти люди, уцелевшие из первой линии, засели в овраге, выходящем к реке, из которого просматривался лагерь противника. Увидев подкрепление отважная горстка взбодрилась. Численность дерзкого отряда возросла до семидесяти пяти бойцов. Тем временем Гордонцы, слегка обескураженные призраками, в течение нескольких минут мелькавших над их траншеями, отправили вдоль берега реки своего посыльного, в свою очередь убедиться, чисто ли у них перед фронтом, а если нет, то каково состояние уцелевших. Полковник Кинсейд (R.E), к тому моменту командовавший остатками штурмовой партии, ответил посыльному, что его люди к рассвету прекрасно устроятся. Маленькая партия рассредоточилась для окапывания, а темнота и неведение, где именно находится позиция британцев, не позволяла бурам оказать противодействие. Дважды звук удара кирки провоцировал ожесточенную стрельбу, вспарывавшую ночную темень, но работа не прекращалась ни на минуту. На рассвете солдаты обнаружили, что не только обеспечили собственную безопасность, но и заняли позицию, позволявшую простреливать продольным огнем около полумили бурских траншей. Перед рассветом Британцы спрятались в своих укрытиях, так что и при солнечном свете противник не осознал, какие перемены принесла с собой ночь. И только когда британская пуля нашла первого бюргера, наполнявшего котелок из реки, те поняли, насколько уязвимой стала их позиция. В течение получаса стороны вели ожесточенную перестрелку, а затем над траншеей противника показался белый флаг. Кинсейд поднялся на бруствер, а навстречу ему из бурского "муравейника" вышел изможденный человек. "С бюргеров довольно. Что они должны делать?" - спросил он. Пока он это говорил, его товарищи выползали из укрытий и направились в сторону британцев. Этот момент наши иссушенные солнцем, покрытые грязью и копотью воины не забудут никогда. Они возбужденно кричали, не в силах остановиться, пока до них не донеслись звуки ликования в отдаленных британских лагерях. Без сомнения, к этому времени Кронье понял, что лимит его сопротивления исчерпан, но именно этой горстке Саперов и Канадцев мы обязаны белым флагом, затрепетавшим в "День Манджубы" над позициями Паардеберга.
В шесть часов утра генерал Претимен подъехал к штаб-квартире лорда Робертса. За ним на белой лошади ехал чернобородый мужчина с быстрыми глазами охотника. Среднего роста, плотно сбитый, с седеющими волосами, ниспадающими из-под высокой коричневой фетровой шляпы. Под зеленым летним плащом он носил черный бюргерский поплиновый костюм. В руке небольшой хлыст. С виду этот человек напоминал скорее респектабельного Лондонского члена церковного совета, чем грозного солдата с чрезвычайно мрачной репутацией.
Генералы обменялись рукопожатием, после чего Кронье было кратко заявлено, что он должен сложить оружие безо всяких предварительных условий. Последовала небольшая пауза, и он согласился. Его единственная оговорка носила личный характер. Он попросил, чтобы его жена, внук, секретарь, адъютант и слуга оставались при нем. Тем же вечером Кронье отправили в Кейп-Таун, где бур пользовался большим почетом, скорее благодаря своей славе, чем своему характеру. Его люди - изможденная, мертвенно-бледная толпа оборванцев, выбрались из своих нор и ям и сдали оружие. Приятно сказать, что хотя британским солдатам и было что припомнить, они обошлись со своими врагами с той же сердечностью и учтивостью, какую лорд Робертс проявил к их лидеру. Общее количество пленных составило около трех тысяч трансваалеров и одиннадцать сотен фристейтеров. То, что последние оказались не столь многочисленны, объясняется просто - многие из них к тому моменту уже разбежались по своим фермам. Кроме Кронье в наши руки попали: трансваалер Волверанс, германский артиллерист Албрехт плюс сорок четыре фельд-корнета и команданта. Также были захвачены шесть небольших орудий. В тот же вечер длинная колонна пленников поползла к Моддер-Ривер, где их должны были грузить в поезда, идущие в Кейп-Таун. Эта масса людей представляла собой необычнейшее зрелище. Некоторые в галошах, другие с зонтиками, кофейниками и Библиями - их любимейшим багажом. Они уходили, оставив за спиной десять овеянных славой дней.
Посещение покинутого лагеря подтвердило, что ужасающая вонь, доносившаяся до британских позиций, и вздувшиеся туши, мелькавшие в водоворотах грязной реки, отражали реальные условия существования буров. Мужчины с крепкими нервами возвращались бледными и больными посетив место, в котором женщины и дети жили десять дней. От края до края оно было завалено гниющими, разлагавшимися тушами, над которыми носились густые рои мух. Один из Инженеров, способный вынести отвратительное зрелище и тошнотворные запахи, совершил инспекцию глубоких узких траншей, в которых стрелки могли прятаться от артиллерийского огня и пещер, в которых нонкомбатанты оставались в абсолютной безопасности. О числе убитых буров у нас нет точных сведений, но две сотни раненых в донга могут создать приблизительное представление об их потерях. Нужно учесть, что эти люди пострадали не только за время десятидневной бомбардировки, но и при паардебергской атаке, стоившей нам одиннадцать сотен человек. Трудно привести более убедительный пример преимущества обороны над атакой и неэффективности жесточайшей бомбардировки, если те, кто ей подвергается, имеют достаточно времени и подходящую позицию.
С момента, когда лорд Робертс вывел свою армию из Рамдама, прошло всего две недели, и эти две недели совершили в кампании революцию. Трудно привести подходящий исторический пример, когда бы один маневр произвел столь кардинальные изменения в ходе множества различных операций. 14-го февраля над Кимберли висела угроза захвата, победоносная бурская армия преграждала путь Метуэну, линия Магерсфонтейна казалась неприступной, Клементса прессовали у Колесберга, Гетекри остановили у Стормберга, Буллер не мог перейти Тугелу, а Ледисмит находился в жалком состоянии. 28-го числа Кимберли был освобожден, бурская армия рассеяна или взята в плен, магерсфонтейнские позиции перешли в наши руки, Клементс обнаружил, что его противник отступает, Гетекри смог двинуться на Стормберг, армия противника, стоявшая перед Буллером, слабела, а Ледисмит со дня на день ожидал деблокады. И все это было сделано ценой очень умеренных потерь, к большинству которых лорд Робертс абсолютно непричастен. Наконец нашелся человек со столь блестящей репутацией, что даже южно-африканская война смогла только подтвердить и улучшить ее. Одним движением, в одно мгновенье мастер превратил ночь Англии в день разогнав ночные кошмары просчетов и поражений, столь долго угнетавшие наш дух. Он был мастером, но были и другие, без кого его рука могла оказаться бессильной: отличный организатор Китченер и кавалерийский командир Френч - этим двоим, хотя и игравшим вторые роли, операция в немалой степени обязана своим успехом. Хендерсон - способнейшая голова во всей Разведке, и Ричардсон, вопреки всем трудностям кормивший армию, также могут претендовать на свою долю славы.
Глава 20 НАСТУПЛЕНИЕ РОБЕРТСА НА БЛУМФОНТЕЙН
Капитуляция Кронье произошла 27-го февраля, навсегда стерев триумфальные воспоминания, которые буры двадцать лет связывали с этой датой. Для обеспечения изголодавшихся войск провиантом, а особенно для восстановления конского состава в кавалерии, требовалась пауза. Запасы фуража оказались неадекватными, а животные не умели искать корм на иссохших пастбищах вельда. (Сноска: батареи, выгнавшие своих лошадей пастись, обнаружили, что озадаченные животные просто носились по равнине галопом, и их удалось собрать лишь сигналом трубы, означавшим кормежку. Услыхав знакомый звук, лошади бросились назад и выстроились в ожидании кормовых мешков.) А главное, последние две недели животные работали на грани истощения. Поэтому лорд Робертс принял решение ждать у Остфонтейна (фермы в окрестностях Паардеберга), пока его кавалерия не обретет способность наступать. Лишь 6-го марта он начал свой марш на Блумфонтейн.
Войска противника, нависавшие во время Паардебергской операции над южным и восточным флангами британцев, тем временем получили подкрепления из-под Колесберга и Ледисмита, достигнув изрядной численности. Эти силы под командованием Де Вета заняли сильную позицию в нескольких милях к востоку, опиравшуюся на внушительную цепь копи. Еще 3-го марта британцы, задействовав артиллерию, провели рекогносцировку в этом направлении. Но лишь три дня спустя армия пошла вперед с намерением прорвать, или обойти линию обороны буров. Тем временем подкрепления, частично взятые с других участков фронта, частично доставленные из Империи прибывали и в британский кемп. Гвардия, подошедшая от Клип-Дрифт, Имперские Волонтеры Сити, Австралийская Конная Пехота, Бирманская Конная Пехота и отряд Цейлонской Легкой Конницы вошли в удивительную армию вторжения, собранную с пяти континентов и, тем не менее, состоящую из единоплеменников.
Позиция, занимаемая противником у Попларс-Грув (Тополиной Рощи - получившей свое название от группы тополей, росших вокруг фермы), тянулась вдоль Моддер-Ривер, опираясь на отчетливо выступавшие холмы с цепью небольших копи между ними. Орудия, траншеи, стрелковые ячейки и колючая проволока - обычный твердолобый генерал нашел бы здесь второй Магерсфонтейн. Отдавая дань справедливости, следует заметить, что предшественник лорда Робертса, несомненно, сумел бы тремя кавалерийскими бригадами выполнить задачу, недоступную двум пехотным. На человеке, потерпевшем неудачу ведя в бой пехоту, не может лежать конечная вина, она лежит на тех, кто ставил перед ним неадекватные цели. И в этих неправильных оценках в равной степени виновны наши военные авторитеты, наши политики и наша публика.
План лорда Робертса был простым, и, будучи проведенным в жизнь в соответствии с задуманным, - абсолютно эффективным. В намерения генерала не входила атака этого нагромождения траншей и колючей проволоки, столь тщательно возведенного на его пути. Слабая сторона, если она мудра, восполняет свою слабость укреплениями. Сильная сторона, если она мудра, оставляет эти укрепления в покое и использует свою силу для обхода. Лорд Робертс намеревался обойти противника. С его громадным перевесом в орудиях и людях окружение или рассеяние бюргеров имело все шансы на успех. Попав в окружение, буры были бы вынуждены или вступить в открытый бой, или сдаться.
6-го марта кавалерия форсировала реку, а ранним утром 7-го числа она, еще затемно, направилась в обход левого фланга противника, чтобы перерезать бурам пути отступления. Дивизия Келли-Кенни (6-я) получила приказ двигаться следом и оказывать поддержку. Тем временем Таккер пошел вдоль южного берега реки, хотя есть основания предполагать, что он имел инструкции, в случае оказания противником сопротивления, не ввязываться в серьезный бой. 9-я дивизия Колвила с частью Морской Бригады находилась севернее реки. Морякам следовало обстреливать броды в случае, если буры попытаются перейти реку, а пехоте совершить обходной маневр, аналогичный маневру кавалеристов на противоположном фланге.
Однако в основе плана лежали неверные посылки. Считалось, что раз уж противник потратил столько усилий на оборудование позиций, он будет хоть какое-то время их защищать. Ничего подобного не произошло. Как только бюргеры увидели, что кавалерия зашла им во фланг, они отступили. Пехота не сделала ни выстрела.
Это решительное бегство спутало все расчеты британцев. Кавалерия еще не дошла до намеченного места, как бурская армия понеслась между копи. Конечно, можно задаться вопросом: почему кавалеристы не бросились в погоню за вагонами и орудиями? Несправедливо подвергать критике маневр, если он выполняется в соответствии с четким приказом, однако нельзя не заметить, что обходное движение нашей кавалерии оказалось недостаточно глубоким. К тому же, вместо того, чтобы взять правее, кавалеристы слишком отклонились влево, позволяя ускользающему врагу постоянно находиться вне петли.
Похоже, они имели возможность захватить орудия, но Де Вет ловко прикрыл свои пушки стрелками. Засев на ферме, расположенной на правом фланге, буры открыли ожесточенный огонь по 16-му Уланскому и батарее "Р" (Королевская Конная Артиллерия). Когда последняя, наконец, выкурила их из укрытия, бюргеры вновь засели на низком копи и обрушили настолько интенсивный огонь на наше правое крыло, что полностью парализовали его продвижение. Маневр возобновился лишь после того, как этот маленький отряд численностью в пятьдесят человек был оттеснен с занимаемой позиции. Когда после часовой задержки кавалерия, наконец, заставила бюргеров отступить (или, честнее будет сказать, когда они посчитали свою задачу выполненной), вагоны и орудия были уже вне досягаемости. Еще обиднее, что от нас ускользнули два президента (Стейн и Крюгер), прибывшие на фронт укрепить дух бюргеров.
Даже делая всевозможные скидки на усталость лошадей, нельзя сказать, что нашей кавалерией в данном случае командовали рассудительно и энергично. То, что такой мощный отряд, к тому же имевший орудия, не сумел выполнить столь важное задание из-за противодействия горстки стрелков, не добавляет нам славы. Возможно, стоило повторить тактику, использованную при Кимберли, и провести полки в развернутом порядке мимо преграды, если уж мы не могли ее преодолеть. По другую сторону этого маленького слабо обороняемого копи лежало возможное окончание войны, а наши замечательные кавалерийские полки несколько часов совершали разнообразные маневры, позволив ему ускользнуть. Однако, как добродушно заметил по окончании акции лорд Робертс: "На войне вы не можете рассчитывать, что все пойдет, как по маслу". Генерал Френч мог позволить выпасть из своего лаврового венка одному листку. С другой стороны, какие слова будут высокопарными при упоминании о горстке отважных буров, осмелившейся стать на пути гигантской массы всадников и, блефуя, заставившей считать себя серьезным арьергардным прикрытием. Когда предания этой войны станут рассказывать у очага на какой-нибудь затерянной в бескрайнем вельде ферме, данная история наверняка займет почетное место.
Победа, если это слово уместно применить к описанной акции стоила нам от пятидесяти до шестидесяти убитых и раненых кавалеристов, в то время как буры вряд ли потеряли столько же. Лучшим действием британцев следует признать великолепный десятичасовой марш 6-й дивизии Келли-Кенни. Нашим единственным трофеем оказалось 9-ти фунтовое "крупповское" орудие. С другой стороны, Робертс вынудил противника оставить сильную позицию, отвоевав пятнадцать-двадцать миль дороги на Блумфонтейн и впервые продемонстрировав, насколько беспомощна армия буров на местности, позволяющей нам использовать численное превосходство. С этого момента они могли рассчитывать на успех лишь в случае неожиданного нападения или засады. И мы, и противник усвоили урок - бюргеры не могут противостоять британцам в открытом поле.
Акция у Попларс-Грув произошла 7-го марта. 9-го числа армия вновь в пути, а 10-го атаковала новую позицию, занятую бурами у места, называемого Дрифонтейн или Абрамс-Крааль. Фронт их позиции протянулся на семь миль и прикрывался с севера рекой, а с юга неприступным холмом, уходившим в тыл. Если позицию будут защищать так же тщательно, как выбирали, взять ее окажется непростым делом.
Поскольку Моддер защищал правый фланг противника, охватывающий маневр был возможен лишь на левом, и с этой целью сюда бросили дивизию Таккера. Но тем временем произошли неприятные события, серьезно затормозившие продвижение британцев. Нашим левым крылом командовал генерал Френч. Он располагал дивизией Келли-Кенни, первой кавалерийской бригадой и Конной Пехотой Алдерсона. Ему было приказано сохранять контакт с нашим центром, до времени воздерживаясь от решительной атаки. Стремясь выполнить эти инструкции, Френч выдвигал своих людей все дальше и дальше вправо, пока они не оказались зажаты между бурами и центральной колонной лорда Робертса, отрезав последнюю от противника. Главный замысел операции предполагал, что фронтальная атака не начнется, пока Таккер не зайдет в тыл противника. Пусть военные критики решают: то ли войска, осуществлявшие обходной маневр, оказались слишком медлительными, то ли батальоны, предназначенные действовать в центре, слишком поспешили, но дивизия Келли-Кенни начала атаку до того, как кавалерия и 7-я дивизия добрались до намеченного пункта. Келли-Кенни получил сведения, что позиции перед ним оставлены противником, и четыре батальона: "Баффс", Эссекцы, Уэльсцы и Йоркширцы двинулись вперед. Они шли по открытой местности, когда воздух внезапно заполнился треском "маузеров", свистом и жужжанием пуль. Это было очень суровое испытание. Йоркширцы свернули вправо, но остальная бригада, возглавляемая Уэльсцами, атаковала гряду в лоб. Продвижение выполнялось спокойно и осторожно, люди использовали любое доступное укрытие. Было видно, как буры небольшими группами оставляют позиции, а неровная, извергающая огонь линия британцев все выше и выше взбирается по склону холма. Вскоре с победным криком Уэльсцы вместе с товарищами из Кента и Эссекса стреляли с гребня по пестрой, разнородной шайке закаленных искателей приключений, именовавшей себя Йоханненсбургской Полицией. В этот раз потери оборонявшихся превышали потери атакующей стороны. Наемники не обладали инстинктом, позволяющим бурам определять правильный момент для бегства, и удерживали позицию слишком долго, чтобы безопасно ускользнуть. Британцы устлали свой путь четырьмя сотнями людей, в подавляющем большинстве раненными (слишком часто разрывными или экспансивными пулями, делающими войну еще отвратительней). Более сотни буров мы похоронили на гребне, а их общие потери должны значительно превышать наши.
Стратегически акция была хорошо задумана и все, что лорд Робертс мог сделать для полного успеха, было сделано; но тактически это оказалась неудачная операция, особенно принимая во внимание гигантское превосходство в людях и орудиях. Здесь не было места славе, за исключением поведения четырех батальонов встретивших грудью лавину свинца. Артиллерия действовала неважно и опасалась орудий противника, которые ей следовало стереть с лица земли. О кавалерии тоже не скажешь, что она особенно отличилась. И все же, после этих слов, стоит отметить важность данной акции, поскольку ее результат потряс противника. Йоханненсбургская Полиция, считавшаяся одним из элитных отрядов бюргеров, жестоко пострадала, а буры получили еще один впечатляющий урок, доказавший, что в открытом бою они не могут устоять против дисциплинированных войск. Робертс не захватил орудий, но расчистил дорогу не только на Блумфонтейн, но и, что еще важнее, - на Преторию. Хотя между полем боя у Дрифонтейна и столицей Трансвааля лежали сотни миль, Робертс больше не встретил противника, пытавшегося преградить ему путь и в честном противостоянии взглянуть в глаза британской пехоте. Засад и стычек было много, но этот бой оказался последним (исключая Доорнкоп), когда буры на заранее избранной позиции противопоставили эффективный ружейный огонь неудержимому штыковому удару.
Теперь армия стремительно неслась к столице. Неутомимая 6-я дивизия совершала один переход за другим, один ярче другого. Переправившись через Риит она достигла Асфогель-Копа субботним вечером 11-го марта, через день после боя. В понедельник, не отвлекаясь по мелочам, армия продолжала рваться вперед, подобно Блюхеру, летевшему к Парижу 1814 года, стремясь нанести удар в самое сердце противника. В полдень она остановилась у фермы Грегоровского, того самого, который пытался "перевоспитывать" пленников после Рейда. Кавалерия продвинулась за Каал-Спруйт и вечером пересекла Южную железнодорожную линию, соединявшую Блумфонтейн с Колонией, перерезав ее в пяти милях от города. Преодолев слабое сопротивление буров, эскадрон "Серых" при поддержке конной пехоты, Римингтонских Скаутов и конно-артиллерийской батареи " U" захватил высоту и удерживал ее всю ночь.
В тот же вечер майор Хантер-Вестон, офицер, уже свершивший, по меньшей мере, один яркий подвиг на этой войне, вместе с лейтенантом Чарлесом, горсткой конных саперов и гусар получил задание перерезать линию железной дороги к северу. После трудного ночного путешествия в кромешной темноте он достиг цели, нашел и подорвал водопропускную трубу под железнодорожной насыпью. Есть доблесть, достойная Креста Виктории, которая не приносит ничего, кроме знака отличия, а есть другая, высочайшая доблесть, доблесть расчета, в основе которой лежат холодный ум и горячее сердце, и именно из людей, обладающих этим редким сочетанием качеств, рождаются великие воины. Такой подвиг, как подрыв этого кульверта, или последующее спасение Бетулийского моста Грантом и Пофемом сослужили стране лучшую службу, чем наивысшая степень отваги, не смягченная здравым смыслом. Среди прочих плодов этой операции мы получили двадцать восемь локомотивов, двести пятьдесят вагонов, тысячу тонн угля, стоявших под парами, готовые покинуть Блумфонтейн. Маленький отважный отряд, возвращаясь домой, попал в окружение, но сумел пробиться, потеряв две лошади, и с триумфом вернулся к своим.
Бой у Дрейфонтейна состоялся 10-го числа. Наступление началось утром 11-го. Утром 13-го британцы уже практически овладели Блумфонтейном. Дистанция между этими пунктами - сорок миль. Никто не скажет, что лорд Робертс не умеет догнать победу столь же лихо, как и добиться ее в бою.
На северо-запад от города буры выкопали несколько траншей и возвели сангары, но лорд Робертс, со своей обычной непредсказуемостью, совершил внезапный маневр и появился с юга, на открытой равнине, где любое сопротивление стало бы абсурдом. Стейн и все непримиримые уже ускользнули из города, и генерала встретила депутация столицы во главе с мэром, лэнддростом и мистером Фрезером с выражением покорности. Фрезер - крепкий, здравомыслящий горец, один из немногих политиков Оранжевой Республики, соединявший абсолютную лояльность к приютившей его стране с четким пониманием, чем кончится ссора "a l'outrance" (до предела) с Британской Империей. Возобладай точка зрения Фрезера, Оранжевая Республика до сегодняшнего дня существовала бы как счастливое и независимое государство. Но, по меньшей мере, он может способствовать ее счастью и процветанию как премьер-министр Колонии Оранжевой Реки.
Во вторник, 13-го марта, в час тридцать пополудни, генерал Робертс и его войска вступили в Блумфонтейн под радостные возгласы многих обитателей, которые, то ли пытаясь угодить победителям, то ли демонстрируя реальные симпатии, подняли "Юнион Джек" над своими домами. Свидетели в своих воспоминаниях отмечают, что, когда войска тяжелой поступью вошли во вражескую столицу, изо всей бесконечной колонны запыленных, уставших людей, истощенных половинным рационом и долгими переходами, не донеслось ни одной насмешки, ни единого колкого или торжествующего возгласа. Поведение войск было рыцарственным по своей мягкости, и, наверняка, не один горожанин изумлялся проходящей Гвардии - лучшим солдатам Англии, телохранителям великой Королевы. Черные от пыли и загара, шатающиеся от усталости после тридцативосьмимильного перехода, худые и осунувшиеся, в настолько истрепанной униформе, что правила приличия требовали благоразумно спрятать некоторых бойцов внутрь плотной колонны - они вошли в город напоминая толпу Кентских сборщиков хмеля шагавших с выправкой героев. Глядя на них, Королева, достопочтенная мать, могла бы вспомнить бородатые батальоны, печальными, поредевшими колоннами проходившие перед ней после Крымской зимы. Даже отважные солдаты прошлого не переносили трудности тверже и не служили Королеве преданней, чем их достойные наследники.
Минул лишь месяц после выступления из Рамдама, и вот лорд Робертс с армией вошел во вражескую столицу. До этого момента мы имели в Африке генералов, которым не хватало войск и войска, которым не хватало генералов. И только когда Главнокомандующий возглавил основную армию, у нас стало достаточно солдат, и появился человек, умевший их использовать. В результате не только решился вопрос будущего Южной Африки, но и был продемонстрирован образец стратегии, которая завтра станет классикой военного дела. Чтобы напомнить, насколько стремительно развивались события, как непрерывно марши чередовались с боями, повторим краткий перечень событий. 13-го февраля кавалерия и пехота двигалась вперед на пределе человеческих сил. 14-го кавалерия остановилась, но пехота продолжала рваться вперед. 15-го кавалерия прошла сорок миль, вела бой и освободила Кимберли. 16-го кавалерия весь день гналась за орудиями буров, а ночью совершила тридцатимильный марш к Моддеру, в то время как пехота весь день вела бой с арьергардом Кронье. 17-го пехота быстро шла вперед. 18-го состоялся бой у Паардеберга. С 19-го по 27-е непрерывные бои с Кронье внутри кольца окружения и Де Ветом снаружи. С 28-го февраля по 6-е марта армия отдыхала. 7-го марта состоялись акция у Попларс-Грув и тяжелый марш. 10-го марта бой у Дрифонтейна. За 11-е и 12-е пехота прошла сорок миль и 13-го вошла в Блумфонтейн. Все это совершили люди, питавшиеся половинным пайком и тащившие на себе по сорок фунтов, с лошадьми, способными двигаться лишь шагом, в местности, где постоянно не хватает воды, а над головой почти тропическое солнце. Тактика временами грешила несовершенством, а бой у Паардеберга - пятно на всей операции, но стратегия Генерала и дух его людей просто восхищает.
Глава 21 СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ МАРША ЛОРДА РОБЕРТСА
С момента выступления Западной армии из Рамдама, все британские войска в Южной Африке (у Колесберга, Стромберга, дивизия Брабанта и Натальская армия) почувствовали, что давление противника ослабло и продолжало уменьшаться с каждым новым успехом лорда Робертса. В этой небольшой главе беглым взглядом окинем действия наших войск и проследим, как стратегический план лорда Робертса отразился на их работе. Начнем наш обзор с запада, постепенно продвигаясь на восток.
Войска под командованием генерала Клементса (которыми прежде командовал Френч), противостоявшие превосходящим силам противника, как уже упоминалось лишились почти всей кавалерии и конной артиллерии. В этой ситуации Клементс сократил чрезмерно растянутую линию фронта и стянул войска к Арунделу, преследуемый по пятам ликующим врагом. Ситуация была критичнее, чем выглядела со стороны. Потерпи наши войска поражение, буры вышли бы на позицию, угрожавшую коммуникациям лорда Робертса, и армия последнего повисла бы в воздухе. Стоит отдать должное не только генералу Клементсу, но и Картеру (Уилтширцы), Хекет Пейну (Вустерцы), Батчеру (4-я батарея Полевой Артиллерии), замечательным Австралийцам и остальным отличным парням, сделавшим все возможное, чтобы сдержать напор бюргеров.
Стратегически замысел буров нанести удар в этом районе был великолепен, но тактически они действовали недостаточно энергично. Британские фланги успели свернуться, и силы, сконцентрированные у Арундела, оказались слишком велики, чтобы бюргеры рискнули атаковать. Однако британцы пережили неприятный момент тревожного ожидания, момент, когда на счету оказался каждый штык. Дело дошло до того, что, первый и последний раз в этой войне, пятьдесят грумов-индусов в течение суток, к их несказанной гордости, несли службу как солдаты. (Сноска: Было жалко смотреть на этих славных сикхов, когда их вновь возвращали на мирную службу. Депутация индусов ждала лорда Робертса в Блумфрнтейне, чтобы со многими салямами спросить: "неужели его дети не увидят перед отправкой домой ни одной битвы?"). Но после ряда быстрых ударов на основном фронте опасность миновала; буры приостановили наступление, а затем стали отходить.
27-го февраля майор Батчер, при поддержке Иннискиллингцев и Австралийцев, атаковал Ренсбург и орудийным огнем вынудил противника покинуть город. Следующим утром основные силы Клементса выступили из Арундела и заняли старые позиции. Тем же вечером выяснилось, что буры отступают, и британцы, преследуя их, вошли в Колесберг, вокруг которого они так долго вертелись. Телеграмма Стейна к Де Вету, найденная в городе, проясняет подоплеку ухода буров: "Если вы со своими людьми можете удерживать позицию, удерживайте, сколько сможете. Если нет - спешите сюда настолько быстро, насколько позволяют обстоятельства, поскольку здешние дела принимают серьезный оборот." Силы буров беспрепятственно перешли через Оранжевую и взорвали за собой железнодорожный мост у Норвалс-Понт. Бригада Клеменса последовала за ними 4-го марта, за неделю навела понтонный мост через реку и, переправившись, вторглась в Оранжевую Республику. Тем временем Робертс захватил Блумфонтейн, таким образом восстановив железнодорожное сообщение между группировками британских войск. Клементса отправили к Филипполису, Фауресмиту и другим городам на юго-западе поставив перед ним задачу разоружить и привести к повиновению местное население. Инженеры усердно трудились над восстановлением железнодорожного моста через Оранжевую, который, несмотря на все их усилия, заработал лишь через несколько недель.
Более двух месяцев, после провала атаки у Стормберга, генерал Гетекри удерживал позиции у Стеркструма, имея приказ воздерживаться от активных действий. Без особого труда он отбивал атаки буров, если последние отваживались его тревожить. Теперь наступила очередь Гетекри извлечь выгоду из успеха лорда Робертса. 23-го февраля генерал вновь занял Молтено и в тот же день выслал войска на разведку позиции противника у Стормберга. Этот случай памятен тем, что послужил причиной гибели капитана де Монморенси. (Сноска: Монморенси имел удивительное влияние на своих буйных подчиненных. До конца войны они не могли вспоминать о нем без слез. Когда я расспрашивал сержанта Хоу, почему его капитан оказался почти в одиночку на вершине холма, тот ответил: "Потому что он не знал, что такое страх". На следующее утро, его денщик Бирни (получивший, как и хозяин, Крест Виктории при Омдурмане), словно безумный, ускакал из кемпа с запасной лошадью в поводу, намереваясь привезти капитана живым или мертвым. Его с трудом задержали и силой вернули наши кавалеристы). Монморенси был одним из самых многообещающих молодых офицеров британской армии. Он создал отряд скаутов, первоначально состоявший всего из четырех человек, но вскоре разросшийся до семидесяти или восьмидесяти. Во главе своих людей капитан подтвердил репутацию отчаянного храбреца, заслуженную еще в Судане, и добавил к ней предприимчивость и рассудительность, сделавшие его великолепным командиром легкой конницы. Проводя разведку он с тремя компаньонами (полковником Хоскиром из Лондонских Волонтеров, гражданским лицом - Вайсом и сержантом Хоу) поднимался не небольшое копи. "Они прямо здесь" - крикнул Монморенси своим товарищам, достигнув вершины, и тут же рухнул с пулей в сердце. Хоскир получил пять пуль, Вайс был смертельно ранен. Спасся лишь Хоу. Остальные скауты, будучи немного позади, смогли укрыться и отстреливались, пока их не выручило подошедшее подкрепление. Потери британцев оказались тяжелыми скорее качественно, чем количественно, поскольку арифметически из строя выбыло не более дюжины людей, в то время как буры изрядно пострадали от огня наших орудий.
5-го марта генерал Гетекри обнаружил, что противник отступает. Несомненно, причиной его отхода стали сообщения, подобные полученным в Колесберге. Пойдя вперед, генерал овладел позициями, столь долго преграждавшими ему путь. Оттуда, потратив несколько дней на сбор своих разбросанных подразделений и починку железной дороги, 12-го марта Гетекри устремился к Бургерсдорпу, а затем, 13-го, к Олив-Сайдинг (южнее Бетулийского моста).
Есть два моста, соединяющие берега широкой и мутной от ила смытого с подножий гор Басутоленда, Оранжевой Реки. Один из них - замечательный высокий железнодорожный мост, уже обращенный в руины отступившими бурами. Даже трупы людей и разорванные в клочья лошади не так ярко иллюстрируют бессмысленную жестокость войны, как великолепная конструкция, грациозная и совершенная, в одно мгновение превращенная в бесформенную груду искореженных балок и разрушенных быков. В полумиле к западу есть обычный широкий старый мост. Единственная надежда беспрепятственно пересечь широкую и полноводную реку заключалась в шансе опередить буров, собиравшихся взорвать и его.
В данном случае нам необычайно повезло. Когда небольшой отряд скаутов и Капской Полиции под командованием майора Нолан-Нейлана достиг моста, выяснилось, что все готово к взрыву: мины заложены, детонаторы вставлены, провода проложены. Оставалось лишь соединить провода с источником тока. Для надежности буры дополнительно заложили несколько коробок с динамитом под последний пролет, на случай, если взрыва мины окажется недостаточно. Авангард Полицейских - шесть человек во главе с Нолан-Нейланом, бросился в дом, прикрывавший подходы к мосту, и открыли такой яростный и прицельный огонь, что буры не могли приблизиться к зарядам. Подоспевшие скауты и полисмены также заняли огневой рубеж и весь долгий день не давали подрывникам подобраться к мосту. Знай противник, насколько малочисленны британцы, и как далеки наши основные силы, они бы с легкостью уничтожили отряд, но блеф великолепно удался, и британские пули не позволяли бурам высунуться из стрелковых ячеек.
Ожесточенный огонь засевших на другом берегу буров не допускал и мысли о попытке пересечь мост. С другой стороны, наши стрелки контролировали мину и не давали возможности бюргерам ее подорвать. Правда, с приближением темноты шансы противника росли. Ситуацию спас отважный молодой Попхем из Дербиширцев, вместе с двумя бойцами подползший к мине и извлекший детонаторы. Оставался еще динамит под дальним пролетом, но он обезвредили и этот заряд, унеся его с моста под ожесточенным огнем. Немного позже мужественный поступок капитана Гранта (Саперы) завершил дело. Грант извлек подрывные заряды из закладок и сбросил их в реку, не дав противнику шанс подорвать их на следующее утро артиллерийским огнем. Попхем и Грант не только проявили высочайшую доблесть, но и оказали неоценимую услугу своей стране. Но более всего мы обязаны Нолан-Нейлану (Полиция) за быструю и решительную атаку и МкНелли за оказанную поддержку. Целый месяц снабжение армии лорда Робертса зависело от этого моста и понтонов у Норвалс-Понт.
15-го марта Гетекри вторгся в Оранжевую Республику, овладев Бетули и отправив кавалерию к Спрингфонтейну - железнодорожному узлу, связывавшему ветки из Кейп-Тауна и Ист-Лондона. Здесь он вошел в контакт с двумя батальонами Гвардии под командованием Пол-Карю, поездом переброшенными из армии Робертса на север. С Робертсом в Блумфонтейне, Гетекри у Спрингфонтена, Клементсом на юго-востоке и Брабантом у Аливала усмирение южной части Оранжевой Республики выглядело делом решенным. В какой-то момент показалось, что военные операции близятся к концу, и отдельные партии носились по стране, занимаясь, как говорили в войсках "расклеиванием бумажек", т.е. доставляли прокламации лорда Робертса на одинокие фермы и в отдаленные поселки.
Тем временем колониальная дивизия старого доброго африканского бойца - генерала Брабанта - начала играть свою партию в капании. Среди многих благоразумных мероприятий, проведенных в жизнь лордом Робертсом по прибытии на Кап, числится сбор большей части рассеянных колониальных отрядов в одну дивизию под командованием их собственного генерала - человека, защищавшего дело Империи и в законодательном собрании, и на поле боя. Этим силам доверили защиту территорий, лежавших восточнее позиций Гетекри, и 15-го февраля они выступили от Пенхока на Дордрехт. Имперские войска состояли из Королевских Скаутов, секции 79-й батареи Полевой Артиллерии, Колониальной Конницы Брабанта, Кафрских Конных Стрелков и Капской Полиции, а также Волонтеров Квинстауна и Ист-Лондона. Войска подошли к Дордрехту и 18-го февраля после горячего боя захватили город. В этом деле особую роль сыграла Конница Брабанта. 4-го марта дивизия снова двинулась вперед, намереваясь атаковать позиции буров у Лабусхагне-Нек, в нескольких милях севернее.
После беспорядочных стычек, продолжавшихся весь день, поддержанные точным огнем 79-й батареи, колониальные войска сумели вытеснить противника с занимаемых позиций. Оставив в Дордрехте гарнизон, Брабант решил довести дело до конца и, устремившись вперед с двумя тысячами бойцов и восемью орудиями (шесть из которых были легкие 7-ми фунтовые пушки), оккупировал сдавшийся без сопротивления Джеймстаун. 10-го марта колониальные войска подошли к пограничному городу Аливалу. Бросок майора Хендерсона с Конницей Брабанта был настолько стремителен, что мост у Аливала перешел в наши руки до того, как враг сумел его взорвать. По другую сторону моста располагались укрепленные позиции противника и даже несколько "крупповских" орудий, но конница, не обращая внимания на потери (около двадцати пяти человек убитыми и ранеными), овладела высотами, господствовавшими над рекой. От недели до десяти дней ушло на усмирение большой северо-восточной части Капской Колонии с центром в Аливале. Небольшие отряды колониальной конницы нанесли визиты в Беркли-Ист, Херсчел, Леди-Грей и другие поселки, а затем продолжили вторжение в юго-восточную часть Оранжевой Республики, пройдя сквозь Роксвилл и дальше вдоль границы Басутоленда до самого Вепенера. Восстание на северо-востоке Колонии было окончательно подавлено, в то время как на северо-западе (в округах Приска и Карнарвон) оно все еще теплилось. Гигантские расстояния и рассредоточение отрядов повстанцев по территории весьма затрудняли действие наших летучих колонн. Лорд Китченер, вернувшись от Паардеберга, уделял особое внимание угрозе нашим линиям снабжения. Благодаря его усилиям вскоре основная опасность миновала. Со значительными силами Йоменов и Кавалерии он буквально пронесся по мятежной территории, гася тлеющие угли.
Итак, о действиях Клементса, Гетекри и Брабанта в Оранжевой Республике сказано достаточно. Осталось отследить Натальскую кампанию не слишком богатую событиями после освобождения Ледисмита.
Генерал Буллер не стал тревожить отступавших буров, хотя в течение двух дней на дорогах из Ньюкастла и Данди наблюдатели насчитали не менее двух тысяч вагонов. Бюргеры поездом увезли свои орудия, после чего разрушили железнодорожное полотно. По северу Наталя тянется гряда Биггарсбергских гор, именно к ним и отходили трансваальские буры, в то время как фристейтеры торопились проскользнуть сквозь проходы в Дракенсберге, тщетно пытаясь остановить бросок Робертса на их столицу. Британцы не располагали точными сведениями о численности трансвааллеров, оценивая их силы от пяти до десяти тысяч бойцов, но знали, что противник занял сильную позицию, а его орудия контролируют дороги на Данди и Ньюкастл.
Дивизия генерала Литтелтона стояла кемпом под самым Эландслаагте вместе с кавалерией Барна Мердока, а бригада Дандоналда прикрывала участок между западными аванпостами Мердока и дракенбергскими проходами. Буров почти не было видно, однако британцы знали, что проходы охраняются. Тем временем в тылу починили железнодорожную линию, и, хотя мост у Коленсо восстановили лишь десять дней спустя, 9-го марта отважный Уайт смог уехать в Дурбан. В Дурбан же отправился на поправку здоровья и отдых Ледисмитский гарнизон. Из него сформировали новую дивизию (4-ю) под командованием Литтелтона, вернувшего 2-ю дивизию Клери. Бригадами 4-й дивизии командовали Ховард и Нокс. 5-ю и 6-ю бригады также свели в одну дивизию - 10-ю, отданную в надежные руки Хантера, подтвердившего на юге Африки репутацию, завоеванную на ее севере. В первые недели апреля дивизию Хантера переправили в Дурбан, затем морем перебросили на запад, после чего железной дорогой доставили к Кимберли, откуда она двинулась на север. Человек на лошади имел в этой войне громадные преимущества перед пехотинцем, но наконец-то настали времена, когда солдат на борту судна восстановил равновесие. Капитан Мэхен мог бы найти несколько свежих тезисов для своего труда, рассмотрев переброску дивизии Хантера или более позднюю экспедицию к Бейре.
10-го апреля буры спустились с гор и разбудили наш сонный армейский корпус оживленным артиллерийским огнем. Но британские орудия заставили пушки противника умолкнуть, и войска вновь погрузились в дрему. В течение двух недель ни одна из сторон не предпринимала никаких действий. Единственным событием можно считать отъезд сэра Чарльза Уоррена, покидавшего армию ради губернаторства во все еще беспокойном Британском Бечуаналенде, где его присутствие имело особое значение, так как именно Уоррен защитил часть этой территории от посягательств буров в ранние дни Трансваальской Республики. Командование 5-й дивизией принял Хилдъярд. Натальские войска пребывали в блаженном бездействии до того момента, пока лорд Робертс, после вынужденного шестинедельного стояния в Блумфонтейне (вызванного заботой о безопасности коммуникаций и кричащей потребностью в разнообразных военных поставках, особенно лошадях для кавалерии и обуви для пехоты), 2-го мая, наконец-то, смог двинуть армию в легендарный марш на Преторию. Однако, перед тем как отправиться вместе с ним в этот исторический поход, необходимо уделить внимание серии стычек и боев, имевших место в долгий период вынужденного бездействия восточнее и юго-восточнее Блумфонтейна.
Кроме того, должно вспомнить один инцидент, хотя он носил скорее политический, чем военный характер - Поль Крюгер и лорд Солсбери обменялись нотами касательно заключения мира. Есть старая английская песенка со словами: "...в том голландца вина, что дает слишком мало, а просит сполна", и, определенно, лучшего подтверждения этого "тезиса" не найти. Единодушные президенты годами готовились к войне, послали нам оскорбительный ультиматум, вторглись в наши многострадальные колонии, официально аннексировали все захваченные территории, и после всего этого, будучи выдворенными восвояси, предложили мир на условиях, сохраняющих за ними все исходные позиции в спорном вопросе. Трудно допустить, что они говорили серьезно, скорее, просто намеривались помочь Мирной депутации, пытавшейся втянуть Европу в решение конфликта. Укажи они на предложения Трансвааля и отказ Англии, это могло бы (без тщательного исследования вопроса) возбудить симпатии тех, кто руководствуется эмоциями, а не фактами.
Вот текст документа:
"Президенты Оранжевого Свободного Государства и Южно-Африканской Республики маркизу Солсбери. Блумфонтейн, 5-го марта 1900 г.
Кровь и слезы тысяч людей, пострадавших от этой войны и перспективы всеобщего морального и экономического краха, нависшего над Южной Африкой, должны побудить обе противоборствующие стороны задаться вопросом и беспристрастно, как перед взором Триединого Господа, ответить - ради чего они сражаются и оправдывают ли все эти ужасающие бедствия и опустошения их цели.
Ради этого, и ввиду утверждений различных британских государственных деятелей, что война начата и продолжается с целью подорвать влияние Ее Величества в Южной Африке и установить над всей Южной Африкой правление, независимое от Правительства Ее Величества, мы считаем нашим долгом официально заявить, что война была предпринята единственно как оборонительная мера, чтобы обезопасить угрозу независимости Южно-Африканской Республики, и продолжается единственно с целью сохранить и гарантировать бесспорную независимость обеих Республик как суверенных государств, и получить заверения, что подданные Ее Величества, принимавшие участие в войне на нашей стороне, не пострадают ни лично, ни имущественно.
На этих, но только на этих условиях, мы сегодня, как и в прошлом жаждем видеть мир в Южной Африке восстановленным, и прекратить зло, властвующее над Южной Африкой сегодня; в то же время, если Правительство Ее Величества решило уничтожить независимость Республик, нам и нашим людям не остается ничего, кроме как до конца придерживаться начатого, вопреки огромному превосходству Британской Империи, осознавая, что Господь, воспламенивший в наших сердцах, как и в сердцах наших отцов, неугасимое пламя любви к свободе, нас не покинет, а завершит свое дело в нас и наших потомках.
Мы не решались делать это предложение вашему Превосходительству ранее из опасения, что пока превосходство было всегда на нашей стороне, и пока наши силы удерживали оборонительные позиции в глубине колоний ее Величества, подобная декларация оскорбила бы чувство гордости в британском народе. Но теперь, когда после разгрома части наших сил престиж Британской Империи можно считать восстановленным, и когда мы вследствие этого вынуждены оставить другие занимаемые позиции, это препятствие преодолено, и мы можем без колебаний перед лицом всего цивилизованного мира информировать ваше Правительство и народ, почему мы сражаемся, и на каких условиях мы готовы восстановить мир."
Таково было послание, отправленное старым Президентом, глубокое в своей простоте и коварное в своей откровенности. В каждой его строке мы чувствуем стиль Крюгера. После прочтения этого документа следует возвратиться к фактам, к грандиозной военной подготовке республик, к неготовности британских колоний, к ультиматуму, к аннексиям, к пониманию, что "неугасимая любовь к свободе" означает неугасимую решимость держать других белых людей на положении илотов - только тогда можно сформировать справедливое мнение о ценности данного послания. Читая простые и благочестивые фразы, следует помнить, что имеешь дело с человеком, не раз и не два проявлявшим коварство по отношению к нам, с человеком таким же хитрым, как и дикари, с которыми он общался и воевал. Этот Поль Крюгер с простыми словами мира, есть тот самый Поль Крюгер, который мягкими речами разоружил Йоханнесбург, а затем немедленно арестовал своих противников - человек, чье имя служило синонимом слова "хитрость" во всей Южной Африке. В отношениях с таким человеком лучшее оружие - абсолютная, неприкрытая правда, противопоставленная в ответе лорда Солсбери:
Министерство Иностранных Дел. 11-е марта
"Имею честь подтвердить получение телеграммы от ваших Превосходительств, датированной 5-м марта, Блумфонтейн, главной сутью которой было требование к Правительству Ее Величества согласиться с "неоспоримой независимостью" Южно-Африканской Республики и Оранжевой Республики как "суверенных государств" и предложение на этих условиях завершить войну.
В начале октября между Ее Величеством и двумя Республиками существовал мир, основанный на признанных тогда конвенциях. Несколько месяцев между Правительством Ее Величества и Южно-Африканской Республикой продолжалась дискуссия, сутью которой было основательное устранение дискриминаций, от которых страдали британские резиденты в Республике. В ходе этих переговоров Республика, как стало известно Правительству Ее Величества, предприняла значительные шаги по наращиванию вооружений, и Правительство, соответственно, пошло на усиление британских гарнизонов в Кейп-Тауне и Натале. До этого момента британская сторона не нарушила ни единого положения, гарантированного конвенциями. Неожиданно, лишь с двухдневным уведомлением, Южно-Африканская Республика после предъявления оскорбительного ультиматума объявила войну, а Оранжевая Республика, с которой вообще не велись никакие дискуссии, предприняла аналогичный шаг. Две Республики немедленно вторглись в доминионы Ее Величества и осадили три города в пределах британских границ, большая часть двух Колоний подверглась опустошению с нанесением значительного ущерба собственности и жизням их обитателей. Республики провозгласили намерение обращаться с местными жителями таким образом, словно эти доминионы уже аннексированы одной из них. Готовясь к этим действиям, Южно-Африканская Республика в течение последних лет в гигантских масштабах аккумулировала боеприпасы и военное снаряжение, которые по своему характеру могли использоваться лишь против Великой Британии.
Ваши Превосходительства сделали несколько замечаний негативного характера относительно мотивов, с которыми предпринималась эта подготовка. Я не считаю необходимым дискутировать по поднятому вами вопросу. Но в результате этих действий, проводившихся в обстановке большой секретности, Британская Империя была вынуждена противостоять вторжению, повлекшему за собой дорогостоящую войну и потерю тысяч бесценных жизней. Это бедствие было платой за то, что в течение последних лет Великая Британия молчаливо соглашалась с существованием двух Республик.
Принимая во внимание то, каким образом две республики использовали предоставленные им права, и бедствия, навлеченные неспровоцированной атакой на доминионы Ее Величества, Правительство Ее Величества может ответить на телеграмму ваших Превосходительств лишь заявлением, что оно не готово санкционировать независимость ни Южно-Африканской, ни Оранжевой Республик."
За исключением небольшой части простаков и доктринеров, этот откровенный и бескомпромиссный ответ пришелся по сердцу всей Империи. Перья отложили и в дебаты вновь вступили "Маузеры" и "Ли-Метфорды".
